– Напавшие… на лагерь? – Даже на бегу тролль умудрился сделать странный жест пальцами у рта. – Буккены – «копатели», так их еще называют.
– Кто они такие? – спросил Саймон, и его рот едва не наполнился глиной после того, как он рухнул на землю.
– Они плохие. – Бинабик сделал гримасу. – Сейчас этого достаточно.
Они больше не могли бежать, перешли на шаг и продолжали идти до тех пор, пока солнце не показалось за облаками, словно свеча за серой простыней. Перед ними, на фоне бледного рассвета, стоял Вилдхельм, подобный склоненным спинам молящихся монахов.
В жалком убежище – среди гранитных валунов, стоявших среди моря травы и похожих на уменьшенную копию возвышавшихся вдалеке гор – Бинабик решил разбить нечто вроде лагеря. Походив вокруг камней, он нашел место, наиболее защищенное от постоянно менявшего направление дождя, помог Саймону забраться в щель между двумя стоявшими совсем рядом валунами, где юноша смог устроиться с минимальным комфортом. Саймон тут же заснул тяжелым сном смертельно уставшего человека.
Капли дождя соскальзывали с верхушек камней, когда Бинабик уселся на корточки, завернувшись в плащ мальчишки – тролль прихватил его вместе с другими вещами из аббатства Святого Ходерунда, – потом порылся в сумке, чтобы отыскать сушеной рыбы, которую тут же принялся жевать, и свои кости. Кантака вернулась, изучив окружающую местность, и улеглась, прижавшись к ногам Саймона. Тролль бросил кости, использовав сумку в качестве стола.
Тенистый путь. Бинабик горько улыбнулся. А потом
Он опустил меховой капюшон и улегся рядом с Кантакой. Для любого, кто проходил бы мимо – если бы он смог хоть что-то разглядеть в тусклом свете, когда в лицо хлещет дождь, – три путника показались бы ему немного странным коричневым мхом на подветренной стороне камней.
– Ну и что за игру ты со мной затеял, Бинабик? – мрачно спросил Саймон. – Откуда ты знаешь доктора Моргенеса?
За те несколько часов, что он спал, бледный рассвет превратился в холодный сумрачный день, у них не было костра или завтрака, которые изменили бы их положение к лучшему. Небо с нависавшими тучами казалось низким потолком.
– Я не играю в игры, Саймон, – ответил тролль.
Он промыл и забинтовал раны Саймона на шее и ногах, после чего терпеливо занялся лечением Кантаки. Только одна рана волчицы оказалась серьезной и глубокой – на одной из передних лап. Пока Бинабик счищал песок, Кантака нюхала его пальцы, доверчивая, как ребенок.
– Я не жалею о том, что ничего тебе не рассказал; если бы обстоятельства сложились иначе, я бы предпочел, чтобы ты ничего не знал. – Он втер лечебную мазь в лапу Кантаки и отпустил ее. Она сразу принялась вылизывать свои раны. – Я знал, что она так поступит, – с легким упреком сказал Бинабик, а потом осторожно улыбнулся. – Как и ты, она считает, что я плохо знаю свое дело.
Тут только Саймон сообразил, что бессознательно трогает свои повязки, и нахмурился.
– Ладно, Бинабик, просто расскажи мне все. Откуда ты знаешь Моргенеса? Откуда пришел на самом деле?
– Я сказал тебе правду, – возмущенно ответил тролль. – Я канук. И не просто знаю о Моргенесе. Я с ним встречался. Он хороший друг моего наставника. Они… соратники, так, я слышал, говорят просвещенные люди.
– Что это значит?
Бинабик прислонился к камню. Хотя в данный момент дождь не шел, холодный ветер был достаточной причиной, чтобы оставаться под укрытием камней. Саймону показалось, что тролль тщательно подбирает слова, и он подумал, что Бинабик выглядит уставшим, смуглая кожа слегка обвисла и стала более бледной, чем обычно.
– Во-первых, – наконец заговорил тролль, – тебе следует кое-что узнать о моем наставнике. Его звали Укекук. Он был… Поющим, так ты бы его назвал, нашей горы. Когда мы говорим Поющий, то имеем в виду не тех, кто просто поет, а того, кто помнит старые песни и мудрость. Как доктор и одновременно священник.
Укекук стал моим наставником, потому что старейшины кое-что во мне увидели. Я знал, что мне оказана огромная честь, ведь не каждому было дано разделить мудрость с Укекуком, – и три дня ничего не ел, когда мне об этом сообщили, чтобы достигнуть нужной чистоты духа. – Бинабик улыбнулся. – Когда я с гордостью объявил о своих подвигах новому наставнику, он ударил меня в ухо. «Ты слишком молод и глуп, чтобы сознательно голодать, – сказал он мне. – Это самонадеянность. Ты можешь голодать только случайно».
Усмешка Бинабика перешла в смех, когда Саймон немного подумал, он также рассмеялся.