– О да, море постоянно, не так ли? И все же оно все время меняется.
– Это так, милорд, – согласился Эолейр. – И оно далеко не всегда спокойно. Иногда случаются шторма.
Герцог склонил голову в сторону эрнистирийца, не совсем понимая, таится ли за его последними словами нечто большее, чем очевидные истины, и в этот момент в зал вошел его сын Бенигарис, небрежно кивая придворным, которые приветствовали его, когда он шел к креслу герцога.
– Отец мой, герцог, граф Эолейр, – сказал он, поклонившись каждому.
Эолейр улыбнулся и пожал Бенигарису руку.
– Рад тебя видеть, – сказал эрнистириец.
Бенигарис стал выше, чем во время их предыдущей встречи, но тогда сыну герцога было семнадцать или восемнадцать. Прошло почти два десятилетия, и Эолейр с удовлетворением отметил, что, несмотря на то что он на восемь лет старше, именно Бенигарис заметно раздался в талии, а не он. Тем не менее природа наградила сына герцога высоким ростом и широкими плечами, а из-под густых черных бровей смотрели внимательные темные глаза. Он выглядел внушительно в своей подпоясанной тунике и стеганом жилете – заметный контраст с дружелюбным отцом.
– Да, прошло много лет, – сказал Бенигарис. – Мы можем поговорить сегодня за ужином. – Эолейру показалось, что его не слишком вдохновляет предстоящая беседа. Бенигарис повернулся к отцу: – Сэр Флуирен хочет с вами встретиться. Сейчас он с гофмейстером.
– О, добрый старый Флуирен! Какая ирония для вас, Эолейр. Один из величайших рыцарей Наббана.
– Только вашего брата Камариса называли более великим, – прервал его Эолейр, у которого не было ни малейшего желания вспоминать о военной истории Наббана.
– Да, мой дорогой брат, – печально улыбнулся Леобардис. – Ну подумать только, Флуирен явился меня навестить как посланник Элиаса!
– Да, тут есть определенная ирония, – небрежно заметил Эолейр.
Бенигарис нетерпеливо поджал губы.
– Он вас ждет, – сказал он. – И я думаю, что вам следует принять его сразу, чтобы показать уважение Верховному королю.
– Ну надо же! – Леобардис перевел веселый взгляд на Эолейра. – Ты слышишь, как мне приказывает сын? – Когда герцог снова повернулся к Бенигарису, Эолейр подумал, что во взгляде Леобардиса было еще что-то, кроме веселья, – гнев? Тревога? – Да, скажи моему старому другу Флуирену, что я его приму… дай-ка подумать… да, в Зале Совета. Ты присоединишься к нам, Эолейр?
– Отец, – вмешался Бенигарис, – я не думаю, что вам следует приглашать даже такого верного друга, как граф, ведь вам предстоит тайная встреча с послом Верховного короля!
– А зачем, могу я спросить, я должен держать что-то в тайне от Эрнистира? – спросил герцог.
Теперь в его голосе отчетливо слышался гнев.
– Пожалуйста, Леобардис, у меня в любом случае остались другие дела, – сказал Эолейр. – Я зайду позднее, чтобы поприветствовать Флуирена. – Эолейр встал и поклонился.
Когда Эолейр остановился по пути из тронного зала, чтобы еще раз полюбоваться на великолепный вид, он услышал голоса Леобардиса и его сына – они спорили на повышенных тонах.
«Волны создают новые волны, как говорят в Наббане, – подумал Эолейр. – Складывается впечатление, что равновесие Леобардиса носит не такой уж устойчивый характер, как я думал. Очевидно, он именно по этой причине не хотел говорить со мной откровенно о своих проблемах с королем. Хорошо, что Леобардис гораздо крепче, чем кажется».
Он слышал, как придворные шепчутся у него за спиной, а когда повернулся, увидел, что некоторые смотрят в его сторону. Эолейр улыбнулся и кивнул. Женщины покраснели, прикрывая пышными рукавами губы; мужчины мрачно кивали и быстро отводили взгляды. Он знал, о чем они думают, – он был диковинкой, необразованным крестьянином с запада, пусть и старым другом герцога. И не имело значения, как он одевался или насколько безупречной была его речь, они будут воспринимать его именно так. Внезапно Эолейру безумно захотелось оказаться дома, в Эрнистире. Он слишком много времени провел при чужих дворах.
Волны с шумом разбивались о скалы, словно море намеревалось успокоиться только после того, как дворец рухнет в его водяные объятия.
Остаток дня Эолейр провел, прогуливаясь по высоким просторным коридорам и тщательно ухоженным садам Санцеллан Маистревиса. Ныне он стал дворцом герцога и столицей Наббана, но когда-то здесь было сердце империи Светлого Арда; и хотя значимость его уменьшилась, слава осталась.
Западные стены дворца, разместившегося на скалистом уступе Горы Санцеллан, выходили на море, которое всегда оставалось важнейшей частью Наббана – и все благородные дома Наббана выбирали морских птиц в качестве символа своей власти: зимородок Бенидривинов, для нынешнего герцога, морской ястреб Превана, альбатрос – Ингадарина; даже знамя с цаплей Сулиса однажды развевалось над Хейхолтом в Эркинланде.