В центре двери появилась большая дыра, и Саймон уже видел злобные лица и отблески факелов на металле.
– Иди сюда, мальчик, – поманил его доктор. – Беги к туннелю, и не медли!
У них за спиной из двери выбили еще кусок дерева. Когда они бежали через комнату, доктор протянул Саймону что-то маленькое и круглое.
– Потрешь это, когда тебе потребуется свет, Саймон, – сказал Моргенес. – У него он сильнее, чем у факела. – Он сдвинул в сторону карту звездного неба и распахнул дверь. – А теперь поспеши! Найди Лестницу Тань’я и поднимись по ней!
Когда Саймон вошел в туннель, огромная дверь в комнату слетела с петель и рухнула. Моргенес обернулся.
– Но, доктор! – закричал Саймон. – Пойдемте со мной! Мы сможем спастись!
Доктор посмотрел на него, улыбнулся и покачал головой. Стол, перегораживавший вход, перевернулся, раздался звук бьющегося стекла, и группа вооруженных людей в зеленом и желтом начала пробираться внутрь комнаты. В гуще эркингардов, скорчившись, точно жаба в саду из мечей и топоров, находился Брейагар, лорд-констебль. Еще дальше виднелась массивная фигура Инча; а за ним – алый плащ Прайрата.
Доктор стоял перед эркингардами, необычным образом сложив пальцы. Неожиданно воздух между Моргенесом и удивленными солдатами начал изгибаться и мерцать. Казалось, будто пустое пространство становится все плотнее по мере того, как руки Моргенеса исполняют диковинный танец. На мгновение факелы высветили перед Саймоном всю сцену, словно она застыла на древнем гобелене.
– Благословляю тебя, мальчик, – прошептал Моргенес. –
Саймон еще на один шаг отступил в туннель.
Прайрат протолкнулся сквозь строй ошеломленных эркингардов, расплывчатая красная тень за стеной воздуха. Одна из его рук метнулась вперед, кипящая сверкающая сеть из синих искр ударила в глыбу воздуха, Моргенес пошатнулся, и его барьер начал таять, точно ледяной щит. Доктор наклонился и взял две бутыли с подставки на полу.
– Остановите мальчишку! – крикнул Прайрат, и Саймон вдруг увидел глаза над алым плащом… холодные, черные глаза змеи, которые, казалось, держали его… приковывали к месту…
Мерцающая панель из воздуха исчезла.
– Взять их! – прошипел граф Брейагар, и солдаты бросились вперед.
Саймон словно завороженный не сводил с них глаз – он хотел бежать, но не мог, теперь ничего не осталось между ним и мечами эркингардов, за исключением… Моргенеса.
–
В комнате взвыл ветер, погасивший факелы. В центре вихря стоял Моргенес, в каждой руке которого была зажата бутыль. После нескольких мгновений темноты раздался грохот, потом последовала ослепительная белая вспышка – разбилось стекло бутылей, и пламя взметнулось вверх. В один миг огонь разбежался по плащу Моргенеса, по рукавам и капюшону, и его голову окружили потрескивавшие языки пламени. Саймона отбросила назад ужасная волна жара – и доктор снова к нему повернулся.
Лицо Моргенеса уже начало меняться, окруженное ослепительным туманом.
– Иди, мой Саймон, – выдохнул он, и его голос был полон пламени. – Мне уже слишком поздно. Иди к Джошуа.
И когда Саймон в ужасе отступил назад, хрупкая фигура доктора, испускавшая сияние, выросла, и он прыгнул, широко раскинув руки, на вопивших и дрожавших от ужаса солдат, которые бросились обратно к разбитым дверям, отталкивая друг друга. Адское пламя рванулось вверх, тут же почернели потолочные балки, и даже стены содрогнулись. На краткий миг Саймон услышал, как хриплый голос Прайрата смешался с последними звуками агонии Моргенеса… затем последовали ослепительная вспышка и оглушительный грохот.
Жаркий воздух хлестнул Саймона и отбросил в глубину туннеля, одновременно дверь захлопнулась с таким звуком, словно на землю обрушился Молот Судного Дня. Ошеломленный Саймон услышал, как со скрежетом ломаются балки и рушится крыша, потом дверь содрогнулась от мощного удара упавших обожженных дубовых стропил и камня.
Саймон довольно долго лежал, дрожа от рыданий, а жар высушивал его слезы. Наконец он сумел подняться на ноги и, опираясь рукой о теплый камень, спотыкаясь, побрел вниз и вперед, в темноту.
Глава 13
Между мирами
Голоса, множество голосов – то ли звучавших у него в голове, то ли в лежавших вокруг тревожных тенях, Саймон сказать не мог, – были его единственными спутниками в тот первый ужасный час.
Его друг мертв, его единственный друг, будьте к нему добры, будьте добры!
Где мы?
В темноте, в темноте навсегда, чтобы метаться подобно летучей мыши, точно вопящая душа, по бесконечным туннелям…
Теперь он Саймон Странник, обреченный на скитания, и вопросы…