– Очень давно, Саймон. Это плохое место, но причина еще и в его удаленности, так мне кажется. Легенды кануков рассказывают о громадном ледяном черве, когда-то там жившем, и мой народ старался туда не соваться, но сейчас я думаю, что в тех краях поселились снежные леопарды и подобные им существа. Конечно, они также весьма опасны. К тому же гюне, как мы хорошо знаем, стали уходить гораздо дальше от своих прежних мест обитания.
– В таком случае мне нечего бояться? Всю ночь у меня в голове мешались разные ужасы, – признался Саймон.
– Я не говорил, что тебе нечего бояться, Саймон, – ответил Бинабик. – Нам следует постоянно помнить, что у нас есть враги, и весьма могущественные.
Они провели в Пустошах еще одну холодную ночь; еще один лагерный костер посреди безжизненных заснеженных полей. Более всего на свете Саймон хотел забраться в свою кровать в Наглимунде, накрыться одеялами, и пусть за стенами ревет самая кровавая битва в истории Светлого Арда. Он точно знал, что, если сейчас кто-нибудь предложит ему сухое теплое место для ночлега, он станет лгать, или убивать, или всуе поминать имя Усириса, чтобы его заполучить. Завернувшись в седельное одеяло и пытаясь унять стук зубов, Саймон был уверен, что чувствует, как ресницы примерзают к векам.
Волки скулили и выли в бесконечной темноте за пределами круга слабого света костра, вели между собой скорбные замысловатые разговоры. Двумя ночами раньше, когда спутники впервые их услышали, Кантака весь вечер нервно ходила вокруг костра, но с тех пор привыкла к ночным голосам своих соплеменников и лишь изредка отвечала тревожным поскуливанием.
– Почему она им не отвечает? – с тревогой спросил Эйстан. Житель северных равнин Эркинланда любил волков ничуть не больше, чем Слудиг, хотя к скакуну Бинабика теперь относился почти трепетно. – Почему не скажет им, чтобы убирались к дьяволу?
– Как и у людей, далеко не все стаи волков сохраняют мир между собой, – ответил Бинабик, что никого не успокоило.
Сегодня огромная волчица стойко игнорировала вой – делала вид, что спит, но выдавала себя тем, что выставляла уши в сторону самых громких голосов своих соплеменников. «Волчьи песни, – подумал Саймон, кутаясь в одеяло, – это самый печальный звук из всех, что мне доводилось слышать».
«Что я тут делаю? – спрашивал он себя. – Почему здесь каждый из нас? Мы ищем среди жуткого снега какой-то меч, про который вот уже много лет никто не вспоминал. Между тем принцесса и все остальные остались в замке и ждут нападения короля! Глупо! Бинабик вырос в горах, среди снега, Гриммрик, Эйстан и Слудиг солдаты. И один лишь Эйдон знает, чего хотят ситхи. Так почему
Вой прекратился. Длинный указательный палец коснулся Саймона, заставив его подпрыгнуть на месте.
– Ты слушаешь волков, Сеоман? – спросил Джирики.
– Трудно их не слушать, – ответил Саймон.
– Волки поют такие яростные песни. – Ситхи покачал головой. – Они похожи на вашего смертного короля. Поют о том, где были, что видели, что нюхали. Рассказывают друг другу, где бегают лоси и кто с кем спарился, но чаще всего просто плачут: «Я! Я здесь!» – Джирики улыбнулся, глядя на угасающее пламя, слегка прикрыв глаза.
– Вы хотите сказать, что мы… смертные, говорим то же самое?
– Словами и без них, – отозвался принц. – Попытайся посмотреть на мир нашими глазами: для зида’я смертные часто кажутся детьми. Долгоживущие ситхи не спят, они бодрствуют на протяжении долгой ночи истории. А вы, люди, подобно детям, хотите оставаться у огня рядом со старейшинами, слушать песни и истории и смотреть на танцы. – Он махнул рукой вокруг, словно темнота была населена невидимыми, что-то праздновавшими людьми.
– Но это невозможно, Саймон, – доброжелательно продолжал Джирики. – Вы не можете. Вашему народу суждено умирать, в то время как нашему позволено гулять и петь под звездами всю ночь. Быть может, есть некое богатство в ваших ночных снах, которых зида’я не понимают.
Казалось, звезды, висевшие на черном хрустальном небе, ускользают прочь, погружаясь в необъятную ночь. Саймон подумал о ситхи и жизни, что не кончается, и не сумел понять, как такое может быть. Промерзший до костей – возможно, до самой души, – он наклонился ближе к огню и снял промокшие рукавицы, чтобы согреть руки.
– Но ситхи могут умереть, разве не так? – осторожно спросил он, ругая себя за неуверенную речь.
Джирики наклонился к нему, прищурился, и на пугающее мгновение Саймону показалось, что он ударит его за опрометчивую смелость. Однако Джирики лишь взял дрожавшую руку Саймона и слегка ее повернул.
– Твое кольцо, – сказал принц, глядя на узор в форме рыбы. – Прежде я его не видел. Кто тебе его дал?
– Мой… мой наставник, да, наверное, он, – запинаясь, ответил Саймон. – Доктор Моргенес из Хейхолта. Он послал его за мной, Бинабику. – Прохладная рука принца ситхи вызывала у Саймона тревогу, но он не решался высвободиться.
– Значит, ты один из тех смертных, кому известна Тайна? – спросил Джирики, внимательно глядя на Саймона.
Глубина его золотых глаз, сиявших в отблесках костра, пугала.