Удивленный принц обернулся и увидел Ярнаугу, стоявшего на тропинке и смотревшего туда, где только что сидела птица. Старик, явно не замечавший холода, был одет лишь в штаны и тонкую рубашку; белые ноги оставались босыми.
– Доброго тебе утра, Ярнауга, – сказал Джошуа, кутая шею в плащ, словно равнодушие риммера к холоду вызвало у него дрожь. – Что привело тебя в сад в такую рань?
– Мое старое тело не нуждается в долгом сне, принц Джошуа, – улыбнулся он. – И я могу задать вам такой же вопрос, но мне кажется, я знаю ответ.
Джошуа мрачно кивнул.
– Я плохо сплю с тех самых пор, как впервые вошел в темницу по приказу брата. И, хотя моя жизнь стала более комфортной, тревога заняла место цепей, не давая спокойно спать.
– Существует много видов лишения свободы, – кивнул Ярнауга.
Некоторое время они молча шли рядом по лабиринту тропинок. В свое время сад был гордостью леди Воршевы, за ним постоянно ухаживали под ее строгим присмотром – для девушки, рожденной в фургоне, как шептались между собой придворные принца, она знала толк в изяществе, – но за последнее время сад начал приходить в упадок из-за плохой погоды и других забот, которых стало заметно больше.
– Чего-то не хватает, Ярнауга, – наконец заговорил Джошуа. – Я это чувствую, как рыбак погоду. Что делает мой брат?
– Как мне кажется, он делает все, что в его силах, чтобы всех нас убить, – ответил старик, и по его морщинистому лицу промелькнула напряженная улыбка. – Значит, именно этого вам «не хватает»?
– Нет, – серьезно ответил принц. – Проблема в том, что мы уже месяц выдерживаем осаду, несем тяжелые потери – барон Ордмаэр, сэр Гримстед, Вальдорсен из Кальдсая, а также сотни стойких солдат, – но прошло уже почти две недели с тех пор, как его люди шли на серьезный штурм. Атаки были… слишком осторожными. Он ведет планомерную осаду. Почему? – Джошуа сел на низкую скамейку, и Ярнауга устроился рядом. – Почему? – повторил принц.
– Осада не всегда завершается при помощи оружия. Быть может, он рассчитывает уморить нас голодом, – сказал Ярнауга.
– Но тогда зачем атаковать? Они понесли тяжелые потери. Почему бы просто не подождать? Складывается впечатление, что он хочет, чтобы мы оставались внутри, а он – снаружи. Что задумал Элиас?
Старик пожал плечами.
– Как я уже говорил, моему взору доступно многое, но я не умею читать в сердцах людей. До сих пор нам удавалось держаться. Будем благодарны за это.
– Я благодарен, – ответил Джошуа. – Но я хорошо знаю брата. Он не из тех, кто будет сидеть и терпеливо ждать. Он что-то задумал, у него есть какой-то план…
Принц погрузился в молчание, глядя на поле, заросшее цветущей травой. Однако цветы так и не раскрылись, и сорняки надменно окружали их со всех сторон, так стервятники сливаются с умирающим животным.
– Знаешь, он мог стать замечательным королем, – неожиданно сказал Джошуа, словно отвечая на невысказанный вопрос. – Когда-то он был сильным, не будучи задирой. Да, он бывал жестоким во времена нашей юности, но в нем говорило обычное превосходство, которое старшие мальчики демонстрируют младшим. Он даже научил меня некоторым вещам – фехтованию, борьбе. А я никогда его ничему не учил. Его не интересовали вещи, занимавшие меня.
Принц печально улыбнулся, и на мгновение появился хрупкий детский взгляд, засиявший и тут же погасший.
– Мы даже могли быть друзьями… – Принц сжал в кулак длинные пальцы и подул на них. – Если бы только Илисса осталась в живых.
– Мать Мириамель? – тихо спросил Ярнауга.
– Она была очень красива – южанка, черные волосы, белые зубы. И такая стеснительная… но если Илисса улыбалась, то казалось, будто зажегся светильник. Она любила моего брата – так сильно, как только могла. Но он ее пугал: шумный и большой. А она маленькая… стройная, как ива, Илисса вздрагивала, стоило коснуться ее плеча…
Принц смолк и погрузился в размышления. Водянистый солнечный свет прорвался сквозь тучи на горизонте, придавая немного цвета вялому саду.
– Кажется, вы много о ней думаете, – мягко сказал старик.
– О, я любил ее, – сухо ответил Джошуа, чей взгляд был все еще устремлен на заросший сад. – Я сгорал от любви к ней. Я молил Господа, чтобы он забрал эту любовь, хотя понимал, что тогда от меня останется лишь оболочка, а все живое исчезнет. Впрочем, молитвы оказались бесполезны. Я думаю, Илисса также меня любила; она часто повторяла, что я ее единственный друг. Никто не знал ее так, как я.
– Элиас что-то подозревал? – спросил Ярнауга.
– Конечно, – кивнул Джошуа. – Он подозревал всякого, кто оказывался около нее во время дворцовых приемов, а я находился рядом постоянно. Но всегда соблюдая честь, – поспешно добавил он и остановился. – Впрочем, зачем говорить это теперь? Да простит меня Усирис, я жалею, что мы его не предали! – Джошуа стиснул зубы. – Я бы хотел, чтобы она была моей погибшей любовницей, а не всего лишь погибшей женой брата. – Он обвиняюще посмотрел на покрытую шрамами культю правой руки, торчавшую из рукава. – Ее смерть тяжким бременем лежит на моей совести – то моя вина! Видит Бог, наша семья проклята.