Тропа обреченных

«Ночью взял приотставшего от банды Федьку Шуляка — связного дьяка Хрисанфа, о местонахождении которого данных не дает. Сообщил лишь: банда Кушака ушла туда, куда он направлялся, рассчитывая нагнать ее, а где она остановится на отсидку и куда двинется потом, не знает. До рассвета передвижений замечено не было. Предполагаю, банда Кушака притаилась в запасном отсиднике, надо принять все меры, чтобы покончить с ней. Конкретно предлагаю: незамедлительно расширить западное крыло облавы, от железнодорожного полотна Браны — Стоянов до шоссе на Журавники, что составит в квадрате шесть на шесть километров, — туда указал уход банды арестованный Ф. Шуляк на утреннем допросе. Перебазируюсь на хутор Садовый с лесной его стороны, беру под контроль край шоссе в указанном квадрате. Майор Тарасов».

Вручив прибывшему посыльному записку, Киричук требовательно добавил:

— Передайте майору Тарасову, чтоб под конвоем прислал сюда ко мне арестованного Шуляка, если он не нужен ему.

— Связанный лежит в телеге, — пояснил посыльный.

— В телеге, говоришь… — усмехнулся Киричук. — Везите его сюда.

Пришло известие от майора Весника с восточного крыла облавы: есть контакт с бандитами, отвечают огнем. И с западного крыла от майора Рожкова пришла точно такая же весть, только бандиты здесь стремились вырваться на северо-запад, вероятно за железную дорогу, в тот самый лесной квадрат, взять под контроль который решил предусмотрительный Тарасов.

«Никак Рожков Кушака гонит прямо на Тарасова? — предположил Василий Васильевич. — Изловить бы эту гадину, и вся сегодняшняя облава удовлетворила бы нас».

Через полчаса его надежды подтвердились. Доставившие арестованного Шуляка на подводе двое «ястребков» сообщили, что в группу Тарасова привезли тяжело раненного парня, отставшего от банды Кушака.

Последняя весть вселяла в Киричука уверенность в том, что сможет покончить сегодня же с самой активной и жестокой сворой.

Подойдя к подводе, Киричук задал Шуляку единственный вопрос:

— Скажите, Федор, где ваш покровитель — Отец Хрисанф?

— Ты что, нас всех и по батюшке знаешь? — огрызнулся бандит.

— Кто в холуях ходил, вроде тебя, тот и сам, поди, забыл, как его по батюшке. А нам-то и вовсе незачем знать. Так где же Хрисанф? Всегда вы с ним неразлучны.

— Далеко Хрисанф, теперь можно сказать, — ответил бандит. — Мы всегда за Кушаком тащились. На этот раз отстали далеко… За мной следом шел Хрисанф, когда схватили меня. Ушлый мужик, не пойму, как он увернулся.

Киричук поверил в сказанное и, поняв, что ни о какой погоне речи быть не может, велел отвести арестованного в подвал.

Мимо школы раза два прошел босоногий мужичок неопределенного возраста. Он щурил любопытные глаза на подполковника, занятого серьезным разговором. И стоило Василию Васильевичу скрыться за дверями школы, проскользнул за ним следом.

— Товарищ начальник энкавэдэ! — с ходу обратился он. — Смотрю на вас и маюсь: подойдешь к вам, башку после оторвут, но и не сказать не могу.

— Вы что-то сообщить хотите? — остановил словоохотливого мужичка Киричук. — Я слушаю.

— Куда потащились ваши сквозь лес, как по грибы, когда под носом смотреть надо! Вы потрусите Порфирия Маслака, наваристая кость для вас выйдет. — И он направился обратно, добавив: — Вы меня не видели, я вам ничего не говорил.

— Минуточку, товарищ, вы кто будете-то? — остановил заявителя Василий Васильевич.

— Это не обязательно, без беды чтоб.

— А что, Маслак с бандитами связан? Постоем у него пользуются?

— Вчера пользовались, нынче не знаю, сами, говорю, потрусите, — к чему-то загнул пальцы на руке мужичок и добавил определеннее: — Все проглядели кулака, и энкавэдэ его не чует. Вникните: у Маслака пять га, мельницу на сына переписал, крупорушку на свояченицу, а маслобойку снохе отдал в подарок. И шито-крыто, все при себе оставил, раскулачивать некого. А в сводке читаем: число хозяйств третьей группы — кулацких — уменьшилось наполовину.

— Толково объясняете, — одобрил Киричук. — И много у вас таких в Сосновке, прибеднившихся?

— Маслака потрясите, он на других кивнет. Хорошенько потрясите, спросите, почему сдал хлебопоставки шесть центнеров зерна, когда ему десять определили вместо сорока центнеров по его хозяйству и земле?

— Ну, вы это на собрании в колхозе решайте, мы этим не занимаемся, — пропал интерес к заявителю у Киричука.

— Вам видней, но и я не слепой, — тряхнул головой мужичок и выпалил, уходя: — Двое поздно вечером к Маслаку из леса нырнули. Чужие!

…На рассвете, когда в село приехали чекисты с солдатами, оуновский пособник Порфирий Маслак понял: начинается облава. И не отходил от окна. Громоздкий, с тугими складками на короткой розовой шее, он тяжело сопел от долгого выжидания, исподлобья смотрел вдоль улицы, страшась прихода чекистов. Он боялся этой минуты: двое его опасных гостей не захотели ни покинуть дом, ни спрятаться на горище. И все еще спорили, как объяснить свое пребывание на хуторе.