Тропами Яношика

Это был сигнал для заместителя начальника аэродрома. Иржи Вапенка, все время стоявший за глухой дверью кабинета гестаповца, услышал голос друга и понял, что отвертеться тому не удалось.

Дверь под натиском сильных рук была сорвана с петель. Вюстера, бросившегося к сигнальной кнопке на столе, застрелили одним выстрелом. Да и сигналить ему уже было некому. В комнате, где находились оставшиеся гестаповцы, взорвалась связка гранат. Сообщить в центр о налете партизан никто из гитлеровцев не успел.

Но это была только первая часть операции. Партизаны знали, что ближайшее к аэродрому село наполовину состоит из немецкого населения, среди которого есть и сочувствующие фашистам. Необходимо было немедленно эвакуировать этих людей до окончания всей операции.

Первая и вторая части операции должны были закончиться в десять часов вечера, минута в минуту, чтобы никто не успел сообщить о случившемся в Братиславу или в Берлин. Потому-то начальнику аэродрома и пришлось так долго страдать за свою верность народу.

…Самолет прибыл ровно в назначенное время, в десять утра. На аэродроме, как и положено, министра встретили с почетным караулом, во главе которого был не знакомый генералам Чатлошу и Туранцу майор. На летном поле стояло десять самолетов, возле них в полной боевой готовности находился экипаж.

Министр генерал Туранец тут же спросил, почему его не встречает сам командующий второй Словацкой армадой.

Майор, в форме которого был словак, десантник Егорова Подгора, доложил, что командующий час тому назад отбыл в расположение части — она отбивает атаку партизан. И как сюрприз для министра, сообщил, что партизаны ночью были выбиты из Банска-Бистрицы, а сейчас штаб разрабатывает план полного уничтожения партизан в Средней Словакии.

Министр только хмыкнул. Он приказал везти его в штаб армады и вызвать туда Гольяна.

— Полковник там будет к вашему прибытию! — заверил майор и попросил разрешения занавесить в машине министра окна.

«От случайной пули какого-нибудь фанатика»,--пояснил он.

На самом деле это нужно было для того, чтобы генералы преждевременно не увидели праздничной столицы повстанцев.

Когда генералы вошли в штаб второй Словацкой армии, там было полно народу, но встали и отдали честь только двое — полковник Гольян и майор Носке, сидевшие у дверей. За столом, в самом центре, находился человек в светло-сером гражданском костюме. А справа от него — капитан и старший лейтенант Красной Армии. Поодаль сидело еще несколько советских офицеров.

— Кто это? — спросил изумленно министр.

Полковник Гольян доложил министру по всей форме, что за столом — председатель Словацкого национального совета, слева от него — Герой Советского Союза командир первой Словацкой партизанской бригады капитан Егоров, а дальше его комиссар и начальник штаба.

Генерал вскинул брови.

— А вы, господин генерал Чатлош и господин генерал Туранец, с этой минуты являетесь военнопленными Словацкой Повстанческой армии. Прошу сдать личное оружие.

Прожженный дипломат Чатлош сразу же сориентировался, начал утверждать, что они с министром специально прибыли для переговоров с партизанами.

Но председатель национального совета категорически заявил, что никаких переговоров с предателями своего народа не может быть.

— Как вы смеете! — возмутился Чатлош.

— А как вас прикажете величать, господин генерал, если свое пребывание на посту министра вы ознаменовали разоружением Братиславского гарнизона и первой Словацкой армии? — все также уравновешенно спросил председатель. — Вы и здесь хотели провести ту же операцию, но просчитались.

Встал Ржецкий.

— В начале войны вы, господин министр, служили в армии немецкого генерала, который мечтал одним из первых ворваться в Москву, насколько мне известно, — заговорил он. — Ваша мечта не сбылась.

И он приказал взять пленных генералов под стражу.

— Командира батальона товарища Волошина за отличное и бесшумное проведение сложной операции по захвату вражеских самолетов и пленению гитлеровских генералов представить к правительственной награде.

Советское правительство помогло восставшей Словакии всем необходимым. Теперь, когда повстанцы взяли аэродром Три Дубы, Украинский штаб партизанского движения готовил отправку в Словакию большого количества оружия — минометов, ПТР, взрывчатки.

Услышав голос Свободной Банска-Бистрицы, один из секретарей КПЧ Карел Шмидке вылетел из Киева на Три Дубы, чтобы организовать главный штаб партизанского движения, объединить все силы восставшей страны.

…Беспомощной песчинкой, которую гоняют буйные ветры, чувствовала себя Боженка, всеми забытая в большом городе. Ни связного, ни письма. Ни слуху ни духу от партизан, пославших ее сюда. Чего же тут ждать с моря погоды? Надо уходить, пробираться домой. Мама небось извелась, да и отец дни и ночи не спит, думает о ней. Где же Петраш? Совсем забыл?

За этими горькими раздумьями застала ее однокурсница Соня.

— Божка! — таинственным шепотом, выдававшим возбуждение, позвала она. — Идем скорее!

— Куда? — Божена неохотно поднялась с койки, где лежала одетая. — Зачем?

— Идем! Не пожалеешь!