Тропами Яношика

Мимо одной деревни они ехали по довольно густому труднопроходимому лесу, где часто приходилось тащить мотоцикл вдвоем. Возле двух деревень мотоцикл провели с выключенным мотором.

Взошла луна, осветила дорогу. Где-то это помогало, а где-то мешало…

Богуш умел водить только «Яву». А мотоцикл, на котором они ехали сейчас, раньше видел лишь издали. Поэтому он внимательно присматривался к тому, что делал Петраш: как переключал скорость, как тормозил, как сбавлял или добавлял газ. Он так увлекся этим делом, что не обратил внимания на предупреждение Петраша: ведь сейчас они вынуждены будут проскочить деревню прямо по улице, потому что здесь нет объездных путей.

Деревня была невзрачная, маленькая и, видать, бедная. Такие деревни гардисты с жандармами обычно обходили.

Выстрел! Второй!

На середине дороги, под большой электролампой, освещающей половину улицы, как из-под земли появились два патрульных. Один стрелял вверх, другой угрожающе направил автомат прямо на мотоциклиста.

— Богуш! — крикнул Петраш. — Стреляй!

Тот и так уже целился из пистолета в автоматчика.

Петраш включил фару и светом во много раз ярче того, который освещал улицу, на мгновение ослепил патрулей. А в пяти метрах от них вильнул влево, чтобы объехать. Они этого не ожидали, но сразу же повернулись в сторону мотоцикла. В одно и то же время раздалась автоматная очередь и выстрел из пистолета.

Богуш, весь перевесившись вправо и отклонившись назад, стрелял и стрелял. Один гардист упал. Но второй еще раз дал очередь по мотоциклу. И тут мотоцикл вдруг заюлил по дороге, свернул с шоссе и остановился, урча и пофыркивая.

— Петраш! — не своим голосом закричал Богуш.

— Ничего, ничего, сейчас поедем, — простонал в ответ Петраш, но тут же выпустил руль и бессильно повис на нем.

— Куда тебя ранило?

— Рука, рука…

К патрулям, оставшимся всего лишь в километре от мотоцикла, уже бежали другие.

Богуш вырвал перед своей рубашки, туго завязал окровавленный локоть друга, потом помог ему пересесть на заднее седло, а сам взялся за руль.

— Говори, что тут делать.

— Газу дай больше. Так, так, — подсказал Петраш. — А теперь вон ту ручку ставь против цифры один. Первую скорость…

Враги уже подняли стрельбу вдоль улицы. Где-то завыла автомашина.

Богуш включил первую скорость, и мотоцикл строптивой лошадью рванул с места в карьер, как это бывает обычно у того, кто впервые берется за руль незнакомой машины.

— Переключай на вторую…

Мотоцикл быстро развивал скорость.

— Третью.

Сзади показался грузовик, который настигал их. Богуш мало-помалу освоился, повел мотоцикл ровнее. Но когда миновали последний дом, сильные фары грузовика словно клещами обхватили своим светом беглецов. Уже слышны были крики солдат, сидящих в кузове:

— Стой! Стой! Стой!

Свернуть бы с дороги, да везде глубокие кюветы. Наконец, лесная тропинка. Богуш обрадовался ей, как родной матери, вышедшей навстречу. Круто свернул с дороги, вырвался из плена света.

Тропинка шла прямо, мотоцикл мчался по ней на третьей скорости. Но вот она круто повернула, и Богуш, ничего не успев сделать, врезался в сосну. Оба полетели в траву.

— Петраш! — Богуш подхватил друга под руку. — Бежим скорее.

Поднялась стрельба, как на передовой линии фронта. Лес осветили ракеты, которые полетели в небо одна за другой.

— Они нам помогают бежать. Без ракет было бы темно, а то как днем, — нашел в себе силы пошутить Богуш.

В момент падения с мотоцикла грудь Петраша пронзила жгучая боль. И теперь она мучила его где-то в середине, в самой глубине. Точно кто-то пооборвал ему внутренности. Но он ничего не говорил другу. Да и не до того было: по лесу с громким криком и стрельбой бежали преследователи.

— Стой, Богуш! Мы бежим и не думаем, куда, — остановился Петраш. — Они углубляются за нами в лес. А мы давай двигаться вот так, параллельно дороге, с километр. Потом выберемся на опушку и спокойно пойдем себе вдоль дороги. Я всегда так делал, если приходилось от кого-то удирать.

Когда добрались до опушки леса, откуда были только чуть слышны крики уже уставших преследователей, стало совсем светло. У ручья, в гуще молодого березнячка, сели.

— А теперь посмотрим, что тут у меня в боку, — стараясь скрыть свою тревогу, сказал Петраш.

— Ты в бок ранен? — встревожился Богуш. — А мне ни слова!

— Да что толку говорить? Я заткнул тряпочкой рану, но чувствую, что кровь идет.

Петраш начал снимать рубашку.

— Сколько километров осталось до Прашивой? — спросил он, не глядя в глаза друга.

— Да ты не думай сейчас об этом. Надо тебе перевязку сделать, отдохнуть…

Но Петраш отрицательно качнул головой. От его печального взгляда Богушу стало жутко. Первый раз он видел друга таким осунувшимся.

— Вот она куда попала, — Петраш показывал рану под ребром.

Побелевший Богуш смотрел на маленькую ранку, из которой беспрерывно сочилась кровь.

— Тут-то еще ничего. Да внутри что-то очень больно мне, — пожаловался Петраш. Заметив на щеках друга слезы, постарался его успокоить. — Да ты что? Я живучий, как кошка! Вот сделаем перевязку и пойдем. Ночью будем там.