Тропой мужества

  - Неправильно определил тяжесть ранений. Думал - сложное ранение брюшной полости, а на деле оказалось, что кишечник не поврежден, несмотря на десятки осколков. И очередность...

  - Это не ошибка, - перебил врач, - бывает и хуже. Сколько, говоришь, осколков достал?

  - Пятьдесят семь.

  - Бойцу повезло, - вздохнул Павлов, - такое случается. Ладно, пошли дальше работать.

  Столы уже от крови отмыты, и санитары заносили на носилках двух тяжелораненых.

  Началась новая операция, и Михаил понял - с первым ранбольным ему в некотором смысле повезло - тот лежал спокойно и терпел, этот же не только кричал от боли, еще и метался, несмотря на удерживающие ремни, и Михаил, и Вилма невольно проклинали отсутствие обезболивающих. В конце концов, чтобы вынуть пулю и пару осколков, пришлось звать на помощь санитаров...

  Постепенно события слились в сплошной кошмар - стоны, крики, кровь из ран и стенание чужого сознания в голове, что особенно раздражало, но бороться с этим было некогда. Максимальная концентрация внимания и напряженность превратилась в ноющую боль в спине и руках. От пота и крови маска намокла - стало тяжело дышать. От усталости начало покачивать и закружилась голова.

  Неожиданно Михаил обнаружил себя бездумно смотрящим на пустой стол, а вокруг суетился персонал, которого было что-то слишком много.

  - Отдохни, Миша. - Это мимо прошел Павлов. - Времени немного есть. Отдохни.

  - Помощь прислали? - спросил, удивленно оглядываясь Михаил.

  - Прислали... - недовольно буркнул хирург, устало усаживаясь на стул около тумбы. - Санитарок прислали в помощь. Комсомолок-доброволок... - Майскому показалось, что врач хотел выругаться, да сдержался. - В обморок всей бригадой падают, бестолковки!

  Михаил присел рядом с врачом. В голове немного шумело. 'Гость' присмирел еще когда он ампутировал ногу тому бойцу, что осматривал первым. Ногу спасти было невозможно, отсутствовала часть кости. Бойцу налили стакан спирта и держали два дюжих санитара. Мат стоял жуткий. Именно в момент, когда Михаил начал резать кость, его 'альтер-это' рухнуло вглубь сознания и пока не проявлялось. И хорошо, мешаться не будет.

  - Нечайка! - крикнул Павлов. - Чаю нам покрепче сделай!

  После чего сказал Михаилу:

  - Ладно хоть кроме девок бестолковых, перевязочного и обезболивающего прислали.

  Помолчав немного, сказал еще тише:

  - Проведешь еще операцию, и отдохнешь, а то свалишься.

  - А вы? А Вилма с Валентиной Сергеевной? Все устали.

  - Вилма тоже отдохнет, - ответил Павлов, - Потом поменяемся. Будем по очереди отдыхать.

  Появился санитар с двумя стаканами чая. Именно стаканами в подстаканниках. Поставил их на тумбочку, рядом положил плитку шоколада.

  - Спасибо, Степаныч. Где фельдшер и медсестра?

  - Ранбольных осматривают.

  - Позови их и им тоже чаю неси.

  И вновь операция. На столе боец с обширным ожогом и тяжелым ранением груди. Непривычно тихо в операционной палатке, если канонаду не считать. Второй стол пока пустует, Павлов с Кошкиной организовывают эвакуацию санбата в тыл. Даже тяжелораненых. В санбат тащат теперь по понятным причинам только срочных.

  Капитан Перепелкин пропал, связи ни с кем нет, что вообще твориться в дивизии можно только догадываться. Ясно, что дела хуже некуда. По сведениям полученным через раненых и санитаров, что привозят тяжелых стало известно - оборону не удержать. Слишком мало осталось бойцов в строю и боеприпасов кот наплакал.

  Ранбольной на столе в полузабытье, накаченный обезболивающим, лежит без движения, но все равно, нет-нет, а Нечайка заглянет в палату, не нужна мол помощь? Вот только взгляд иногда странноватый у санитара. Непонятный взгляд. И неприятный.

  'Чего тут непонятного? Надзирает он за тобой'.

  Михаил поморщился. Все где-то в глубине этот альтер эго сидел тихой мышкой, а тут вдруг объявился, и крови с видом вскрытой груди ранбольного не боится, как раньше.

  'Привык уже, - пояснил гость, - хватит, отбоялся'.

  'Думаешь надзирает?'.

  'Уверен! Считаю Перепелкин поручил ему присматривать'.

  'Плевать, не мешай'.

  Мысль была резкая и злая, потому, что предстояло самое сложное - удаление пули и осколка. И сложность была в том, что оба куска металла находились рядом с сердцем. Однако, что самое сложное - был поврежден осколком эпикард *, и рядом, буквально вплотную, острый осколок подпирала пуля. Видать и пуля, и осколок попали в одно и тоже место, и судя по положению обоих инородных предметов, вторым прилетел осколок. Уже приготовлена пулевка, но Михаил никак не мог решить, что вынимать первым - пулю, которая была чуть ниже рваного куска металла, или осколок, что почти упирался в мышечную ткань сердца. Рана медленно наполнялась кровью и Вилма уже пару раз удаляла её тапмонами, а Майский никак не решался.

  'Осколок, - зло подумал гость, - доставай осколок. Он острый'.

  'Заткнись! - так же резко ответил Майский'.

  Он ввел пулевку в рану, аккуратно захватил щечками металл, чуть сдвинул от сердца и осторожно потянул. Брызнуло тонкой струйкой кровь прямо в лицо, Михаил невольно зажмурился, замерев и почувствовав, что ранбольной вздрогнул. Майский похолодел - только не это!