Тропою мести

«Бродяги! Если вы ищете место, где можно вкусно перекусить и отдохнуть, место, где можно хорошенько так хлопнуть и по душам поговорить, место, где вам всегда подскажут, как поднять прилично деньжат, то приходите в бар “Пищеблок”! Мы находимся в заводской столовой! И мы всегда рады новым посетителям! А для постоянных клиентов у нас предусмотрены скидки! Самые демократичные цены в Зоне!»

Помимо рекламы, всевозможная пропаганда:

«Свободные сталкеры, “ловцы удачи”, бродяги, ветераны Чернобыля, вступайте в ряды “Удара”! На нас лежит огромная ответственность – мы защищаем мир от быстрорастущей заразы Зоны! Вливайтесь в наши ряды, защитить весь земной шар от заразы Зоны – наша священная цель и самая приоритетная задача!»

Следующий элемент агитации:

«Вступи в “Удар”, брось вызов Зоне, спаси своих родных и близких! “Анархисты” и бандиты не смогут остановить “Удар” в нашей миссии по сдерживанию агрессии Зоны!»

Грузовичок то и дело притормаживал и огибал всевозможные препятствия, здесь было уже не разогнаться…

«– …Петренко, прием… Петренко, срочно… Петренко, ответь, твою мать!..

– …Паша?..

– …Возвращайся, срочно! Турко сказал, ты вперед поехал! Я по дороге иду! Генерал! Его надо вытащить… я включу джи-пи-эс… ты по нему… по сигналу… давай… нужно как можно быстрее…»

Заводская жизнь шла своим привычным чередом, словно и не было тех ужасных событий, словно не было никакого ужина и никакой аннигиляции мятежников на Арене. Люди перевернули страницу и продолжили существовать дальше, точно все это было в порядке вещей, и бороться с вымышленными врагами и решать вымышленные проблемы куда важнее, чем попытаться восстановить справедливость. Для себя же в первую очередь. Черт с ними, с «Анархистами»: они чужаками были – чужаками и остались. Не породнились их души с вражескими, не притерлись они, как ни старались дяди из верхов. Но чистки в рядах «Удара» оправдать было сложно. Сложно, потому что теперь это может коснуться каждого. Даже тех, кто решил попросту отсидеться в сторонке.

Водопьянов был предан своему главарю – потому что при нем зажил неплохо. Но сейчас, глядя на это покорное большинство, чувствовал, как кололо сердечную мышцу. В голову все чаще закрадывалась всякая крамола. Он думал о восстании масс, но не верил в него. Все уже улеглось. А раздует ли ветер перемен почти погасший очаг солдатского возмущения – неизвестно. Оно и понятно: своя рубашка ближе к телу, кто бы там что ни говорил. Полная миска похлебки всегда важнее свободы и справедливости. Полная миска похлебки – она здесь и сейчас, а свобода и справедливость – где-то там, далеко-далеко. За нее побороться надо, зубами выгрызть, право свое доказать, а вот за миску бороться не требуется, за миску нужно лишь приказы исполнять и не гавкать. Ну, разобрались там с кем-то – и разобрались, бывает. Главное, что это коснулось кого-то другого. Все так и подумали. Павел Водопьянов, чего уж греха таить, и сам был из числа таких мыслителей.

– О чем мечтаешь, Пашка? – кашлянул Петренко. – Ты в порядке?

– Да так, о ерунде всякой думаю…

Над цехами, проплывающими за автомобильным окном, мелькали вывески:

«Гостиница “Логово мутанта” приглашает гостей! Пятьсот гривен за ночлег! Свободные номера!»

Большое одноэтажное здание, похожее на ангар, встретило другой вывеской:

«Арена».

Старый гаражный бокс зазывал:

«Тир “Удачный выстрел”! Испытай удачу! Одна обойма – пять гривен! Денежные призы лучшим стрелкам!»

Вход в цех:

«Арсенал».