— Во временной прорабской, — охотно ответила девушка. — Заходите посмотрите. Хотя и в будке живем, но книг много. И газеты есть, журналы.
— Спасибо, — ответил Высоцкий. — Зайду.
У поворота девушка торопливо вылезла из машины и быстро пошла в Голубовку, ловко обходя лужи на дороге. Высоцкий поехал дальше: видимо, намеревался подобраться как можно ближе к здешней строительной площадке. Ехать было нелегко после такого ливня. Выбирая места посуше, он время от времени пытался вспомнить, где приходилось ему видеть эту девушку.
…Почти два года назад, под осень, закладывали тут новый город. На запущенном колхозном участке соорудили временную трибуну, по сторонам поставили высокие жерди с флагами и, после торжественных речей, начали вкапывать цементный столб с гранитной вывеской. Вкапывали преимущественно девушки. Одна из них была вот эта самая.
В тот день Высоцкий приезжал сюда из Минска в качестве представителя треста, которому поручалось строить все, то что должно стоять на этой земле: город, промышленные объекты комбинатов — одного, второго, третьего. А все подземные работы взяла на себя такая организация, название которой в то время не каждый тут мог и выговорить: «Шахтспецстрой».
Эта девушка копанула раза два возле столба, а потом стояла с лопатой в руках и всматривалась в позолоченную надпись. Было кому тут копать и без нее.
— Почему они так назвали новый город? — спросила она у соседа, какого-то длинноносого парня. Спросила смело, без оглядки, так что и Высоцкий услышал.
— Кто это — они? — недовольно буркнул парень.
— Кто б ни были, а недотепы! — уже тише сказала девушка. — Разве так должен называться наш молодой город?
Высоцкий не принимал участия в так называемом крещении города, но и ему стало неловко от таких непосредственных и, по-видимому, правдивых слов. Он подошел ближе к столбу и еще раз прочитал надпись: «Здесь заложен город Новостаробин». «Действительно неудачное название, — подумал он. — «Новостаробин».
Думалось в то время, что ему и поручат строить новый город. А потом, как часто бывает, планы переменились, и пришлось чуть ли не целых два года руководить строительным управлением в соседнем районе. И вот только недавно перевели сюда.
«Так это она», — уже увереннее подумал Высоцкий.
Дел было много: и в тот день и в последующие он не имел почти ни одной свободной минуты. Однако случайная пассажирка вспоминалась, и он решил все же как-нибудь найти время и заехать в библиотеку.
Дощатый барак (действительно, так наспех сколачивали только временные прорабские) был поставлен на небольшом пригорке, а вокруг него чернело голое и низкое поле, однако же не забытое водителями тягачей и самосвалов. Эти парни теперь ездили тут всюду. В поисках более сухого места забирались на целину, на засеянные участки, а временами даже под самые окна деревенских хат и городских домов. Около прорабского строения они местами так глубоко размесили грязь, что, казалось, она уже никогда не высохнет.
Пробраться к библиотеке было трудно, особенно если ты не в резиновых сапогах. Высоцкий был в туфлях, в летнем костюме: как-никак весна на дворе, хоть и часто идут холодные дожди да прикрывают солнце тягучие туманы. Кое-как, минуя выбоины и топкие места, он медленно приближался к бараку и с грустью думал о том культдеятеле, который выбрал это место и эту постройку под массовую библиотеку. «Кто сюда пойдет, кто найдет заброшенную прорабскую?»
В мокром темноватом коридорчике Высоцкий увидел на двери листок бумаги, края которого были желтыми от клея. Подойдя ближе, прочитал, что библиотека начинает работу с девяти часов утра, а когда кончает — не было написано. Сообщалось только, что перерыв на обед с часа до четырех.
«Кто об этом знает? — снова подумалось Высоцкому. — Кто прочитает надпись, сделанную от руки?»
Однако когда он открыл дверь, то едва не отшатнулся от неожиданности: небольшой зальчик с двумя окнами был почти заполнен людьми. Несколько человек стояло (сесть тут было негде) вокруг двух столиков с подшивками газет и журналов, а целая очередь, как иной раз в магазине, выстроилась вдоль перегородки, отделявшей стеллажи от читального зальчика. За перегородкой то показывалась, то исчезала меж стеллажей девушка. Она не заметила Высоцкого, а он не очень-то хотел, чтоб его сразу заметили, — протиснулся между людей и стал крайним возле перегородки.