Троцкий

Троцкий, расхоложенный или, может быть, разочарованный ленинской «жестокостью», заявил возмущение ленинским предложением. Казалось, сама мысль об отстранении таких знаменитостей, как Засулич и Аксельрод, теперь, к тому же его личных знакомых, вызывает в нем благородное негодование.

Именно это предложение, этот «семейный скандал», и послужило началом вспышки взаимного озлобления. Раскол в маленькой и сплоченной группе искровцев немедленно отразился на всех других организационных вопросах, самым важным из которых была формулировка первого параграфа устава.

В обстановке растущего замешательства и взаимного недовольства, воцарившейся на съезде, Троцкий сделал шаг, который имел роковые последствия для всей его партийной карьеры. В запутанной перебранке по поводу первого параграфа он выступил противником Ленина.

Он обвинял Ленина в стремлении создать замкнутую группу заговорщиков, подменяющую широкую партию рабочего класса. Возбужденный ленинским бессердечием по отношению к ветеранам «Искры», он обрушился на Ленина с исключительной враждебностью, избрав предлогом те, казалось бы, чисто теоретические вопросы, которые были подняты в дискуссии о членстве в партии. Он не смягчился даже тогда, когда Ленин попытался убедить его, ограничившись сдержанной критикой его юношеской неопытности, — на этом накаленном съезде такой мягкий упрек был верхом умеренности.

Враждебность Троцкого к Ленину вряд ли может быть объяснена теоретическими разногласиями или юношеской обидой за старших товарищей по «Искре». Причины ее коренились прежде всего в его характере.

В конце концов, Троцкий тоже ведь склонялся к волюнтаризму в марксизме, то есть к стремлению сделать так, чтобы то, что должно произойти, — произошло. И эта черта его характера, казалось бы, должна была подталкивать его к более тесному сотрудничеству со старшим товарищем, столь к нему снисходительным.

Но нельзя забывать, что в силу своей одаренности и склада души Троцкий не мог — сознательно или бессознательно — не искать путей к завоеванию первенства. Но именно на этом съезде его цели были для него совершенно недосягаемы.

Начать с того, что он был слишком молод; престиж Ленина исключал возможность замены его первым же явившимся новичком. Вдобавок ленинская целеустремленность, та его твердость, которой Троцкий впоследствии восхищался, заранее предусматривала для Троцкого вечную роль подчиненного.

Учредительный съезд кончился тем, что учредил вместо одной партии две различные и в целом враждебные фракции, в сущности — две различные партии. В самый момент зачатия РСДРП разделилась на двух близнецов.

Первоначально съезд принял мартовскую «мягкую» формулировку устава, но почти немедленно вслед за тем прочное большинство, сложившееся по этому вопросу, было подорвано уходом со съезда бундовцев и «экономистов». Поэтому, когда после их ухода Ленин внес свое предложение о сокращении состава редакции «Искры», он сумел получить — хотя и ничтожный — перевес (большинство было в два голоса). То же самое произошло при голосовании его кандидатов в Центральный комитет.

Именно это голосование породило термины, вскоре ставшие знаменитыми в качестве названий двух фракций РСДРП — «большевики» и «меньшевики». Впрочем, буквальное значение этих терминов почти тотчас же было забыто и во всяком случае никогда не было устойчивым: как правило, меньшевики всегда имели большее число последователей.

По окончании Учредительного съезда Троцкий неожиданно углубился в еврейские дела. Судя по всему, рационалистический подход к еврейскому вопросу, которого требовал от него исповедуемый им марксизм, никак не выражал его подлинных чувств. Кажется даже, что он был по-своему «одержим» этим вопросом; он писал о нем чуть ли не больше, чем любой другой революционер. К примеру, его описание погрома, опубликованное именно в это время, проникнуто трагической патетикой, в которой явственно ощущается что-то глубоко личное. В негодовании, которое у другого автора могло бы показаться просто проявлением нейтральной гуманности, здесь ощущается какая-то специфически еврейская нота. Враждебность, которую Троцкий проявлял к сионизму, видимо, также проистекала из глубоко скрытого интереса к нему. По некоторым сведениям, прямо с Учредительного съезда он направился на съезд совершенно иного рода — знаменитый сионистский конгресс, происходивший летом 1903 года в Базеле. Здесь он оказался свидетелем ожесточенных дискуссий, которые вспыхнули среди сионистов в связи с так называемым Угандийским проектом[1]. Он написал для «Искры» статью, бешено атакующую сионизм. Статья была выдержана в хлестком тоне, характерном для марксистской среды: считая сионизм окончательно взорванным спорами из-за Уганды, Троцкий клеймил как самого Теодора Герцля, основоположника политического сионизма, именуя его «бесстыдным авантюристом», так и его оппонентов, «романтиков Сиона», высмеивая их «истерические вопли».