Трубадура

Что, черт возьми, не так? В такой момент?

– Стёпушка… – Она жарко дышала ему в шею. – Пожалуйста… Тебе нужно сделать кое-что… Иначе я не смогу…

– Всё нормально, – сказал Степан. Не до разговоров сейчас! – У меня есть средства защиты. Не переживай, надену.

– Стёпа, я не про это!

А о чём еще тогда можно говорить в такой момент?

– Послушай…

Ему совсем не понравились ни ее тон, ни то, что она спрятала свое лицо у него на плече.

– Стёпа, сделай, пожалуйста, одну вещь. Я без этого не могу… Не могу, понимаешь…

Степан немного отстранился от нее. Что нужно сделать такого особенного, чтобы об этом просить в такую минуту? Прокукарекать три раза? Надеть маску Бэтмена? Говорить по-немецки? Тура, что у тебя за капризы?

– Стёпка… – Она крепко обнимала его за шею и часто дышала. – Скажи, что любишь меня.

Если бы на него сейчас вылили ведро ледяной воды, он бы опешил меньше. Не успел ничего ни обдумать, ни даже выдать свое изумление. А тут она зашептала опять – сбивчиво, торопливо:

– Стёпочка, это ничего не значит, не бойся! Это просто… ну, как игра. Нужно притвориться. Просто притвориться. На сегодняшнюю ночь. Просто скажи, что ты любишь меня. Сегодня ночью ты любишь только меня. Я одна для тебя на свете, другой у тебя нет и никогда не будет. А завтра мы обо всем забудем.

Стёпка молчал. Он не то что думать – дышать забыл. Лучше бы ведром воды окатили, ей-богу. А Тура шмыгнула носом и продолжила:

– Понимаешь… Я без этих слов не могу. Я не могу просто так. Не могу, и всё – я себя знаю. Притворись на пару часиков, хорошо? Мы как будто играем с тобой в игру – я люблю тебя, а ты меня. Это же так просто, ну что тебе стоит! Ты меня понимаешь?

И тут Степан всё понял. Девочка. Бедная девочка…

Притворись… Скажи, что любишь меня… Я не могу просто так…

Вот он скотина!

Тура поняла его молчание по-своему – он не может против своего желания, даже в игровой форме, признаться ей в любви. Она – дешёвая игрушка, а с такими не церемонятся. Слёзы закипели у нее на глазах от обиды – ну почему он так с ней поступает, она же живой человек, не кукла…

Степан сжал ее в объятиях. Прошептал ей на ухо, обдавая жарким дыханием:

– Я люблю тебя, – сказал он. – Люблю, слышишь?

Она всхлипнула.

– Это игра, Стёпочка, помнишь? Только сегодня, только сейчас, да?

Он едва заметно кивнул. А потом поцеловал – как-то совсем иначе, словно его слова, которые понарошку и ничего не значат – эти слова что-то изменили между ними. Что-то неуловимое, но, черт побери, важное!

– Ответное признание будет? – Он не мог дальше целоваться, не получив ответ.

– Нужно?

Теперь она не прячет лицо. Смотрит прямо в глаза. Прямо в душу.

– У нас же есть только несколько часов. Давай оторвёмся по полной, Ту. Всё равно завтра утром счёт на табло обнулится. Говори.

У него резкий голос. И в уголке рта горькая складочка. И решимость.

– Я тебя люблю, Стёпа.

– Вот и хорошо. Теперь давай докажем делом, что наши слова не пустой звук.

Они отпустили все тормоза и сняли все запреты. У них впереди целая ночь. И сейчас можно всё. Везде гладить, всё трогать, везде целовать. Говорить всё, что угодно. Завтра счёт на табло обнулится. Но это будет завтра. А сейчас только эти губы, только эти руки, только эта обжигающая полуобморочная слабость… И напор…

Стёпка с изумлением понял, что вполне способен говорить во время секса. Правда, он не помнил, что именно говорил, какие нёс глупости и банальности. Что-то совсем непристойное пополам со слюнявыми нежностями. Не помнил. Но Туре нравилось. И она в ответ что-то шептала хрипло на ухо и прогибалась под ним. Они потеряли голову, все чувства, разум и волю – они растворились друг в друге, словно в огнедышащей лаве.

У Степана довольно давно не было женщины, так что с какого-то момента он мог думать только о собственном удовольствии. Но, видимо, у Туры не было сладкого тоже давненько, потому что она тоже думала только о своем удовольствии. И поэтому у них получилось, да. С первого раза. Разошлись в полминуты в ее пользу. Ощущения – нереальные. Умереть – не встать. Ну правда – не встать. И не ёрзай подо мной.

Самым удивительным оказалось то, что, отдышавшись, Стёпка осознал, что всё еще голодный. По бело-розовому зефиру голодный, и это несмотря на то, что они только что творили… Ну, в подобных гостиницах звукоизоляция должна быть хорошей.

Он приподнялся на локте. Ту лежала тихонько, как мышка. И смотрела с каким-то напряжением. Да ладно, тебе же было хорошо.

– Ты жива, любимая? – Он легонько поцеловал ее в кончик носа. И не пойми как, но почувствовал ее улыбку. И ее тихий вздох.

Ты чего, Ту, у нас время до утра.

– Я тебя люблю, Ту.

Слова эти – извращённый кайф. По идее, важные слова. Очень важные. Но они имеют ограниченный срок действия. И можно уйти в полный отрыв. Совсем оторваться от земли. От правил, разума и прочей чуши.

Кажется, он пьян. Опьянел от чего-то более сильного, чем алкоголь.

– А ты меня любишь?

У нее удивительная улыбка. И глаза сияют.