Труден путь до тебя, небо!

— Ну как? — повторяет свой вопрос Юрий.

И «младший брат» начинает откровенный рассказ:

— Когда я вышел, со мной было что-то невероятное. Все окружили, жужжат киноаппараты, девчата кричат: «Ну скажи что-нибудь, скажи!» А я стою и молчу. Смотрю на людей одуревшими от радости глазами и слова вымолвить не могу — будто разучился говорить. Не могу! Понимаешь… Так соскучился по человеческой речи, что жду, когда хоть что-нибудь скажут. Свой-то голос опротивел мне…

Вспоминая этот разговор потом в камере, Юрий думал:

«Мне легче, я уже знаю от друга все, что меня здесь ждет. Я готов ко всему. Борису было трудней — он шел первым».

А Борис продолжал:

— Поначалу дико было без людей. Потом привык. Стал много работать. Ты знаешь, это очень хорошо, что день в камере так загружен, что и скучать становится некогда. Всегда есть какое-то дело. Врачи в этом смысле молодцы. Следил за термометрами, за влагомерами, возился с приборами, пищу готовил себе. Таблица, измерение сопротивлений. Но наступает день, когда тебе хочется чего-то нового… У меня был такой день. Это был день моего рождения. Ты помнишь — я его встретил в камере. Представляешь? Двадцать пять рождений отмечал на Земле, а двадцать шестой вот пришлось встретить в «Космосе»… Эх, Юрка! Ты хоть представляешь, что такое просидеть столько дней в четырех стенках одному? И ладно бы кому — лет-чи-ку!.. Летал… Простор… Все небо твое! И вдруг вместо неба — маленькая узкая каморка. Понимаешь? Ты — летчик, ты поймешь…

В день рождения очень захотелось мне, чтобы был кто-нибудь рядом. Очень хотелось с кем-то поговорить, услышать от кого-нибудь добрые, хорошие слова. И я нашел себе «собеседника». Ты помнишь маленького человечка на схеме? Он ожил для меня в тот день. Я говорил с ним. Долго о чем-то говорил. Потом надоело. Молчит человечек. Скучно. Затосковал я тогда по живой человеческой речи, ох как затосковал! Стал вспоминать, как жена обычно говорит мне в этот день: «С днем рожденья, милый!» Пытался представить, какое первое слово скажешь мне ты…

Живое слово, только одно слово — что бы я отдал тогда за него!.. Взял я в руки динамик, стал вертеть регулятор — знал, что от него, кроме музыки, ничего не жди, но сидел и крутил… И вдруг — ты не поверишь! «Пионеры, как известно, идут впереди…» Хрущев! Не поверишь — Хрущев! Его голос! Я его сразу узнал. «Пионеры, как известно, идут впереди, прокладывают дорогу главным силам, но они не должны отрываться от этих сил, пытаться действовать обособленно от других рабочих. Не велика была бы ваша заслуга, если бы вы замкнулись в своих коллективах, сказали: мы чистенькие, мы хорошие, а до остальных нам дела нет. Партия, народ видят в вас новаторов, потому что все, что вы сегодня завоевали, все рубежи, которых вы сегодня достигли, вы стремитесь завтра передать другим. В этом ваша сила, в этом ваша слава. И если случится так, что сегодняшние ученики завтра станут учителями, ну, что же, это только к лучшему. Ведь общее наше дело от этого выиграет, все мы выиграем!»

— Большего подарка я на день рождения никогда не получал! — закончил Борис. — Земля говорит со мной! Ты еще не знаешь, что это такое.

Первый раз в жизни в тот день врач-психолог Федор Дмитриевич нарушил правила строгой изоляции. Он передал в изолированную камеру кусочек речи Никиты Сергеевича Хрущева.

— Земля говорит со мной… — повторял Юрий слова друга, глядя, как мигают красные, синие, белые лампочки. — Странным, молчаливым разговором…

Юрий уже привык к нему. Привык, что на это немое мигание надо отвечать тем же. Земля молчала. Тогда он начинал говорить с ней сам. И знал, что его слушают.

— Иринка! Ты уже пришла?.. — вступал он в переговоры с лаборанткой.

Красивая пышноволосая девушка с пухлыми по-детски щеками только улыбалась, сидя за пультом: отвечать космонавту она не имела права. Но ни один врач не запрещал самому космонавту говорить все, что он хочет. И Юрий продолжал:

— Спасибо тебе за календарь, Иринка, — он крутил маленький календарчик в динамике. — Ты знаешь, когда я нашел его, я обрадовался ему, как живому. А потом вспомнил, как ты бегала по всему городу и искала динамик только с календариком. Спасибо тебе — я теперь живу тут по вашему земному календарю!

А Федор Дмитриевич сейчас ведет, наверное, спор о психологии… — заговаривал Юрий с другим невидимым собеседником. — Давайте поспорим, Федор Дмитриевич?

Опытный психолог теперь часто просто терялся. Раньше ему казалось, что он сделал все, чтобы по-настоящему изолировать космонавта: камера — глухая, как камень: ни звука, ни света, ни человеческого голоса… Никакого контакта с Землей. Но Гагарин нашел-таки контакт: он вспоминал, кто должен дежурить в тот день в камере, и говорил, говорил с ним, даже не требуя ответа.

«А может быть, это и есть лучшее избавление от одиночества?.. — раздумывал психолог. — Ведь он совсем не чувствует себя одиноким…»