Трудная година

В тихом переулке, в особняке, нижний этаж которого заняли военные, в Вериной квартире появлялись совсем не­знакомые ей люди. То приходила бывшая студентка лесотехникума, то безрукий санитар госпиталя, то машинистка биржи труда. Всех их принимал и со всеми разговаривал товарищ Игнат, и после таких, иногда совсем коротких разговоров многие выходили с просветленными лицами и исчезали куда-то — в ночь, окутанную молочно-белым туманом. И тетя Феня побывала здесь по приглашению товарища Игната. Нина «сменила профессию» — ей уда­лось поступить официанткой в ресторан для офицеров, который открылся в одном из фойе городского театра. Вера по-прежнему сидела в контрольной будке, и к ней частенько приходил Вася Дробыш, который однажды сов­сем поразил ее, явившись в форме полицейского.

— Приспосабливаемся к новому порядку,— ответил он на немой Верин вопрос.

— Маскарад?

Пухлые губы его тронула усмешка.

— Какой маскарад, что вы! — Он вынул из кармана документ.— Все по форме. Гражданин Дробыш, который родился в городе Энске Черниговской области... двадцати двух лет от роду... женатый... Добровольно служу в поли­ции — по убеждению и чтоб не околеть с голоду. Беда только, что жены нет. Вера Васильевна, перестаньте быть тем, кто вы есть, возьмите вот этот паспорт и... будьте моей женой!

Она смотрела на него — на молодое лицо с веселыми глазами, на темно-русые кудри, что выбивались из-под шапки на лоб, на трепетные чувственные губы — и не понимала, шутит он или говорит всерьез. И, чтобы прекра­тить этот усиливавший беспокойство разговор, она достала из кармана жетон и подала ему. Вася Дробыш засмеялся;

— В этой форме я пройду и так... без вашей жестян­ки. А женой не хотите быть? Ну что ж, придется искать другую... и на немецкого полицая найдется охотница.— И вышел из будки.

В тот же вечер Кравченко успокоил ее — «метаморфо­за» Дробыша согласована — и добавил, что теперь он и носа не покажет в переулке, а все, что надо, будет пере­даваться через Веру. Так и начались почти ежедневные встречи. То Дробыш передавал какие-то маленькие пи­сульки Кравченко, то Вера передавала Дробышу короткие слова товарища Игната: «Давай нырца», «Глубже», «Ка­рась жирный». Из деликатности, ставшей свойством ее натуры, Вера не расспрашивала, что означают все эти «рыболовецкие» термины, однако догадывалась, что через Васю Дробыша Игнат старается установить связи с еди­номышленниками.

А единомышленники были. В ночь под Новый год кто-то водрузил над колокольней собора красный флаг. В ту же ночь неизвестные разобрали рельсы на железной до­роге недалеко от города, и длинный состав товарняка по­шел под откос. С большим опозданием, но все же были расклеены по городу листки из школьных тетрадей, на которых старательно, печатными буквами, кто-то перепи­сал слова из сводки Совинформбюро о разгроме немцев под Москвой. По притихшему, казалось, мертвому го­роду шныряли теперь полицаи, они среди ночи врыва­лись в квартиры, проверяли документы, придираясь к любой мелочи. Заходили и к ним. Вера так и сказала — брат, а документы Кравченко были выправлены в комен­датуре, и все обошлось. И вдруг до города дошел слух, что в одном местечке, километрах в пятнадцати отсюда, группа вооруженных людей напала на немецких фуражи­ров, которые занимались заготовкой сена, трупы немцев и выведенные из строя машины были найдены утром. Нападавшие забрали оружие и одежду. С этого и нача­лось.

— Нас много? — спросила как-то Вера, когда Нины не было дома, а Кравченко сидел и курил, о чем-то думая.

— Факт, много. Только мы еще действуем, к сожале­нию, разрозненно.

— Так надо объединяться.

— Залезть на колокольню и ударить в набат? — вме­сто ответа насмешливо спросил Кравченко.

А несколько дней спустя, возвращаясь с работы, Вера встретилась с каким-то незнакомым ей человеком. Они сошлись лицом к лицу, и Вера отшатнулась, думая, что человек этот имеет дурные намерения. Он был в засален­ном ватнике, на лице виднелись следы сажи, очевидно, некогда не смываемой. У него были на диво черные бро­ви, которые поразили Веру.

— Остановись, девушка! Твоего богатства мне не нуж­но! — Он сунул ей в руку сложенную вдвое бумажку.— Прочитай и передай другим.

Взволнованная, Вера чуть ли не бегом возвращалась домой. Воображение рисовало ей не приходившие раньше в голову картины, наполняло уверенностью, что и она способна наладить связи. Может, завтра же она снова встретится с этим чернобровым человеком, передаст ему сводку или воззвание, написанные рукой Игната, и ряды их сразу вырастут. Дома, коротко рассказав о встрече, она передала бумажку Кравченко. Нина как раз собиралась в ночную смену и наводила туалет перед зеркалом — это­го требовала ее новая «профессия».