...В операции, которая так переполошила гестапо и командование, принимал участие и Перегуд. Однажды на рассвете он, Юрка, Дробыш и еще двое подкрались к немецким часовым, убили их, сняли замки с железнодорожного пакгауза и забрали большое количество автоматов, патронов и взрывчатых материалов. Часть трофеев была переправлена в отряд товарища Андрея, часть же спрятали в разных местах, в том числе и на квартире Терешко, без его согласия, разумеется. В той же группе, которая работала среди молодежи, Перегуда не было — Кравченко не хотел, чтобы парень знал о связях с партизанами. На этом участке стояли более опытные и испытанные люди, в том числе тетя Феня и Феофил, отец Юрки и Казика. Пожилые люди, ничем не выделявшиеся среди других обывателей, они приходили на биржу труда, на сборный пункт «добровольцев», не вызывая каких-либо подозрений у «бобиков». Как родители — отец и мать — тепло и ласково разговаривали они с «рекрутами», осторожно выспрашивая о настроении, и если видели, что хлопец или девушка готовы на все, лишь бы избавиться от неволи, направляли его желание по надлежащему пути. На окраине, на берегу реки, стояла старая церковь. Нашли человека, который никогда не верил в бога и тем более попам, однако охотно согласился быть старостой церковного совета от «общины». Энергичный и хозяйственный, он прибрал к рукам «божье хозяйство», и вот эта маленькая церковь и стала вторым, тайным «сборным пунктом». Через него прошли десятки хлопцев и девушек, отсюда, присягнув на верность и получив оружие, они переправлялись в партизанский отряд. В этой работе Кравченко видел больше пользы, чем в террористических актах, особенно, если эти акты носят случайный и индивидуальный характер. С одной из партий в отряд был направлен и Юрка, горячий парень, постоянно пренебрегавший осторожностью. Он с радостью подчинился приказу Кравченко, ибо во сне и наяву грезил подвигами. Дело росло и крепло. Но вместе с расширением деятельности возрастал и риск — во всем надо было проявлять максимальную осмотрительность.
Город перестал быть крепостью. Немцы принимали крутые меры, чтобы подавить народное движение. Расстреливали людей по одному только подозрению, сжигали целые деревни, направляли во все концы карательные отряды. Каждую казарму, каждое свое учреждение, каждый дом, в котором они жили, обносили колючей проволокой, будто это могло послужить преградой для народной ненависти. Фельдкомендатура, орсткомендатура. гестапо, особые отряды СС и, наконец, «нелегальная полиция» — многочисленные союзы добровольцев — вот далеко не полный перечень институтов, с помощью которых захватчики пытались задушить богатыря народной ненависти, а тот все набирал силы, рос и креп.
В разгар весны к Кравченко явился связной и передал просьбу товарища Андрея — проникнуть в «святая святых» сложной жандармской махины — в канцелярию личного представителя Розенберга и установить, по каким каналам попадают туда сведения о людях, сочувствующих партизанам. В последнее время многих из них взяли, особенно пострадали работавшие на железной дороге, и надо было срочно найти того, кто работает на немцев. Одновременно товарищ Андрей сообщал, что против отправки крушинцев в отряд ничего не имеет, но просит помочь оружием. Товарищ Андрей передавал, что надеется на помощь с Большой земли, однако эта помощь может прийти лишь тогда, когда в партизанском краю будет создана «зона недоступноети», куда смогут летать самолеты, не рискуя попасть к немцам.