Трудная година

Они сидели и разговаривали долго — литератор и бан­дит. Второй поразил первого тем, что догадался о его ду­шевном смятении. Он убеждал Терешко отбросить пережи­вания и согласиться с требованием немцев действовать более активно — «все равно они сломят». Уже давно стем­нело, а машина за «батькой» все не приходила. Возможно, еще рано. Немного захмелев, он почувствовал себя здесь как дома и признался, что «боевая жизнь» не всегда ему по душе. Потом в двери постучали. «За мной!» — оживил­ся Рудольф. Но это воротился Сымон. Подойдя к двери, Терешко сказал, чтобы тот не входил к нему в комнату. Рудольф же, наоборот, как только услыхал голос «сосун­ка», выразил горячее желание выпить с Сымоном. Тереш­ко сказал: может, не стоит, чтобы Сымон с ним виделся. Рудольф поднялся, расправил плечи и громко засмеялся:

— Вор вора не продаст!т— И позвал:— Сымон! Кореш!

Сойдясь, они обнялись и поцеловались. Рудольф даже «пустил слезу», вспомнив давние встречи. Радостью, не­знакомой Терешко, светились Сымоновы глаза, и он успо­коился.

— Лягавыми стали... Пей, Сымон! Вместе со мной гиб­нет великая каста! Аристократы!

А Сымон все смеялся, смеялся, как ребенок, которому дают одну за другой красивые игрушки.

— Я пойду пригоню машину,— сказал, наконец, Сы­мон.— Эх, батька, как бы я хотел вместе с тобой...

— Едем! Будешь у меня комиссаром!

Брови сошлись. Покачал головой.

— Баба?

— Что баба?! Поклялся служить — ему! — Сымон кив­нул в сторону Терешко.— Он меня от смерти спас. Он хотя и не верит мне с того времени, как женщина между нами встала, а я служу ему всеми потрохами. Пойду за машиной.

— Иди, иди! Рыгор Пилипович тебя отпустит со мной. Отпустишь ведь, правда?

Через полчаса под окном раздался гудок. Следом за Рудольфом вышел и Терешко. На пороге стояли Сымон и двое незнакомых полицейских.

— Почетная охрана! — пошутил «батька Рудольф», наклоняясь, чтобы влезть в машину.— Ого! Фихтенбауер напрасно беспокоится, мне эти игрушки не нужны, своих хватает! — сказал он, ощупывая автоматы, которыми было забито почти все заднее сиденье.

— Не помешают! — сказал один из полицейоких, тя­жело опускаясь рядом с бандитом и закрывая за собой дверцу.

Задним ходом машина выехала на середину улицы.

— Гони к переезду! — сказал другой полицейский, си­девший рядом с шофером.

Рудольф попробовал было освободить ноги, но сделать это было трудно — с одной стороны стояли какие-то ящи­ки и автоматы, с другой восседал рослый полицейский.

— Подвинься немного, сучий сын! — сказал ему Ру­дольф.— Теснотища же!

— Потерпи! — без всякого почтения в голосе ответил полицейский и даже не пошевелился.

Между тем машина мчалась в зеленоватой ночи все дальше и дальше.

— Поворачивай на Слуцкое шоссе.

— Не волнуйся, пан Рудольф, знаем, где твоя «ма­лина».

— Как ты разговариваешь со мной? — точно дюжий медведь, заворочался пан Рудольф.

Машина прошелестела шинами по мосту.

— Извините, ясновельможный. Я точно выполняю приказ.

— Ну, если так, то другое дело...— уже мягче сказал «батька Рудольф», поднял воротник кожуха и задремал.

Машина резко остановилась, и от этого он проснулся.

— Камера спустила?

— Однако ж...

Полицейские и шофер вылезли, отошли немного и закурили. Они о чем-то спорили меж собой, но делали это, чтобы пассажир не слыхал их. Рудольф тоже вылез из машины.

— Где мы? — спросил он, подходя к курцам.

— Недалеко от Урочища.

Весенний, свежий ветер бил им в лицо, донося запахи пробуждающегося леса.

— Поворот не проехали?

— Об этом как раз и толкуем,— сказал шофер и, бросив недокурок, затопал к машине. Один из полицейских двинулся за ним. Рудольф подумал, что полицейский ни на шаг не отстает от шофера, потому что не доверяет тому. Впервые шевельнулось сомнение. И, будто угадав его мысли, другой полицейский сказал:

— Черт его знает, куда он может завезти. Теперь родному отцу нельзя доверяться. Если Урочище недалеко, то мы дома, там наши.— И он, выставив вверх руку, вдруг выстрелил из ракетницы. Зеленая звезда расцвела на дым­ной ветке, задержалась в небе, потом затрепетала и осыпа­лась искрами.— Пусть знают.

— А вдруг партизаны?

— А что они тебе, «партизанскому батьке»? Да тут их и не слышно... Город близко.

— Всюду они есть,— пробормотал Рудольф, будто сты­дясь неожиданного проявления слабости.— Почему же не снимают колесо? Эй, ты!.. Что мы стоим среди поля, будто на ведьмин шабаш явились?

— Однако ж,— снова ответил тот, второй полицейский, и эта странная форма ответа теперь разозлила Рудольфа.

— К утру мне надо попасть в Караси, чертовы вы де­ти! Меня отряд ждет. Надо ехать.

Трое молчали и ничего не делали.

— Вы что — обалдели или вам языки повырывали? Сучьи дети! Какая камера лопнула? — Он присел возле машины, ощупывая колеса. Когда он наклонился, двое полицейских набросились на него, свалили на землю, и не успел он опомниться, как руки его были связаны.

— Что вы, братки?

— Черт тебе брат! — громко сказал тот самый поли­цейский, что сидел рядом с ним.— Садись в машину! Мо­жет, теперь тебе будет легче в ней.