Трудная година

Терешко покосился на двери. Да, он не ошибся — вслед за Рихтером в комнату вошел «батька Рудольф», которого Рыгор Пилипович видел всего один раз, когда тот начинал свою карьеру. Тогда это был исхудалый человек с голод­ными, глубоко запавшими глазами, и о себе он тогда ска­зал коротко. «По профессии — «тихушник», но годы выхо­дят». Его отыскал Сымон, они познакомились где-то в тюрьме или в лагере. В гестапо дали ему директиву — собрать банду и под видом партизанского отряда действовать так, чтобы всячески компрометировать настоящих партизан и срывать их мероприятия. Терешко же дал «свою программу» — выяснить, насколько популярна сре­ди населения (крестьянства) идея «белорусского сепара­тизма», пропагандировать ее. Немцы платили «пану Рудольфу», и их директивы он выполнял охотно и доста­точно успешно. Что же касается Терешковой «програм­мы», то, обязанный Терешко лишь «протекцией», он просто забыл о ней. Что значит для такого человека благо­дарность, если есть более сильный магнит — сытая жизнь? Правда, в первое время Рудольф не отказывался от «прокламаций», которые писались в Терешковом «бю­ро пропаганды», но потом решил, что хватит, «рассчитал­ся», и произведения эти перестали доходить до деревни. Рудольф «совершал рейды» по деревням и селам области, и там, где еще не знали, с кем имеют дело, доверчивые люди попадались ему на крючок. Он выведывал все, что можно было выведать, о бывших активистах, молодчики из его банды вылавливали их и расстреливали. Но на первом месте стояли разбой и насилие. И когда, после очередного налета на деревню, «батьку» окружали хму­рые толпы крестьян, он говорил, обращаясь к ним, при­мерно следующее:

— Вы недовольны тем, что мои хлопцы порезали у вас коров и переспали с вашими дочками? Если мы этого не сделаем, сделают немцы. Да еще не так и не столько. По­терпите! Мы, партизаны, выловим всех евреев и коммуни­стов, которые попрятались среди вас и из-за которых и пришли на нашу землю немцы, а потом ударим по нем­цам. А чтобы вы знали, что вас ожидает, когда немцы возьмут верх над коммунистами или наоборот, запомните этих зарезанных коров, расстрелянных людей и изнаси­лованных женщин...

В сущности, у Терешко не было особой причины вы­ражать недовольство «политикой» «батьки Рудольфа» — составной частью этой «политики» были и Терешковы идеи, только они, эти идеи, были прокорректированы ди­рективами гестапо. Теперь, увидев Рудольфа, Терешко имел возможность отметить, какую пользу принесла «батьке» его деятельность на новом поприще: в кабинет вошел гладкий круглолицый человек с аккуратной седо­ватой бородкой клином, в добротном кожухе, надетом на армейский китель, в папахе, лихо сдвинутой на левый бок. Держался он с достоинством, в главах уже не было преж­него голодного блеска, он смотрел на «высокую особу», как кот смотрит на хозяйку, когда знает, что после вкус­ной еды та почешет ему за ухом. «Валентин» спросил у Рихтера, были ли приняты меры для того, чтобы приезд Рудольфа в гестапо не был замечен. Ответ был положи­тельный. Однако Терешко почему-то подумал, что Рудоль­фа боятся скомпрометировать — не то что его, Терешко...

— Мы довольны вашей работой,— пропел первую фра­зу своей арии «Валентин»,— но нам бы хотелось больших результатов. Вот видите...— Он опустил глаза, и вслед за ним взгляды всех присутствующих устремились на бума­ги, разложенные на столе.— Итоги вашей работы, особен­но «партизанского батьки».— Он усмехнулся и, наверное, задрыгал ногами, которые не доставали до пола.— Первые списки людей, которые не хотят работать с нами. Однако этого мало. Партизанское движение в... э-э... в области крепнет и крепнет, мы уже вынуждены посылать италь­янцев, чтобы... А наши солдаты используются в специаль­ных отрядах... Мы будем карать и, разумеется, в пер­вую очередь — по этим спискам. Продолжайте свою дея­тельность, э-э... пан Рудольф. Я заверяю, что господин Розенберг, а через него и наш великий фюрер будут знать о вас...— «Высокая особа» даже сделала попытку припод­няться при этих словах...— А вот город?

Он смотрел на «трех мушкетеров» — Гельмута, Фихтенбауера и Рихтера, которые в его глазах воплощали в себе чистоту немецкой нации, а те остолбенели, как на параде. Потом медленно перевел взгляд с немцев на... э-э... белорусов. Белорутения? Что такое белорусы? «Князь» судорожно приподнял руку и закрыл ладонью обвислую губу, точно испугавшись, что она может отвалиться со­всем. А Терешко... Справедливости ради надо отметить, что в душе у него шла борьба: молчать или... не молчать? На какое-то время в нем проснулся Гамлет: промолчишь, значит, окончательно попадешь в руки этих чужаков, ска­жешь — может кончиться худо. И холод страха, возник­нув где-то внутри его сухого тела, выплыл на загорбок и растекся по спине и по груди...