Трудная книга

Дурость! Непонимание себя, своей личности, ее места в жизни, неумение решать жизненные вопросы, вопросы любви, отношения с людьми, с обществом. И вот — расплата. Раньше за неумение ходить, бегать, влезать на стул они расплачивались синяками и разбитым носом, в худшем случае получали шлепок от матери, а теперь за неумение жить они расплачиваются тюрьмой.

А мы? Мы расплачиваемся подрывом веры в молодежь, в которую ведь нельзя не верить, потому что она — молодежь, и ей жить, ей приближать будущее. А посмотрите, что пишут о ней люди!

Вот письмо медицинской сестры из Пятигорска: «Когда я иду вечером по улице, я не боюсь собак, не боюсь взрослых людей, но я очень боюсь молодых ребят — они могут без всякого основания обидеть, оскорбить и причинить всяческое зло».

Об этом пишут даже из колонии:

«Приходит молодой человек с воли, с первой судимостью, а у него столько нахальства, грубости. Честное слово, даже мы, заключенные, удивляемся: где и когда он успел, говоря на нашем языке, отморозить глаза?»

Вот почему дело чести самой молодежи, ее здоровой и, несомненно, подавляющей части — восстать и обрушиться против тех, кто топчет в грязь ее доброе имя. Вот что пишет, например, студентка Зина Николенко в ответ на письма Вити Петрова:

«Уж слишком много он думает о себе, слишком выделяет себя из окружающих: вот, мол, я какой, что хочу, то и делаю. Он просто внушил себе, что обижен жизнью. А разве есть у нее, у жизни, сынки и пасынки? Нет! Тот, кто хочет, получает от жизни все, отдавая ей взамен самого себя, все полученное ранее.

Безотцовщина! Что значит это страшное слово? Я не помню своего отца. Он погиб в сорок четвертом. А с пятнадцати лет я не живу с матерью, все время «снимаю углы», как это принято говорить о таких, как я. Разве было легко? Порой из всех вывороченных карманов не набиралось и десяти копеек. Но ведь я не пошла воровать, потому что я не хотела причинять людям зла. Я не пошла и по другой нехорошей дороге, так как я не хотела причинять зла себе. Только не думайте, что я ставлю себя в пример — таких, как я, тысячи».

«У меня судьба была в сто раз хуже, чем у Вити Петрова, — вторит Зине сержант Советской Армии Н. Сусеван. — У него хотя бы есть мать, которая его поддерживает, а я жил совсем без родителей, с сестрой и братом. Кто меня воспитывал, я не знаю, но я добился того, что в двадцать лет стал коммунистом, был избран депутатом местного Совета, работал инструктором райкома партии. Жил я страшно тяжело, но никаких «темных делов» не натворил».

А вот пишет коллектив учащихся из г. Рязани:

«Многие из нас обманывают родителей, старших. Обман нельзя нести через всю жизнь. Жизнь — это горение. «Не жалей себя — это самая гордая, самая красивая мудрость на земле».

Каждый день, каждый час приближает нас к будущему, а чтобы будущее было прекрасным, надо отбросить и уничтожить все плохое».

Молодость борется за себя. А поэтому и нам, взрослым, нужно меньше ворчать на молодежь и больше задумываться: а все ли мы делаем, чтобы привить этим глупым, желторотым птенцам правильное понимание жизни? А не делаем ли мы подчас чего-то совершенно обратного? Партия сделала правильный шаг, повернув школу лицом к труду, к жизни, в расчете на то, что производство, рабочий коллектив окажется дополнительным воспитательным фактором. А ребята приходят иной раз туда и встречают и мат, и грубость, и явную нечестность, и обязательный «кагорчик» в день получки. А где же партком, где завком, где комсомол? И отвечает ли кто-либо за эти безобразия? Задумывается ли? Герцен, анализируя процессы, происходившие среди молодежи его времени, предлагал «не сравнивать» Базарова с Рудиным, а «разобрать красные нитки, их связующие: в чем причина их возникновения и их превращений? Почему именно эти формы вызвались нашей жизнью?»

Не мешало бы и нам, хоть немного, разобраться в этих «ниточках».

В одном из колхозов Тамбовской области случилось преступление, прошумевшее на всю страну. Два молодых хулигана, вконец распустившиеся и разложившиеся, терроризировали весь колхоз, а когда против них поднялся честный и мужественный человек, бригадир колхоза, они среди бела дня, на глазах у людей убили его. Преступление вопиющее. И вот наша печать с совершенно понятным гневом и возмущением, во всех подробностях оповестила об этом страну, а затем оповестила и о том, что преступники были расстреляны. Но разве в этом или, вернее, только в этом дело? Ну хорошо, убийцы наказаны, но причины-то остались. И печать, как выразитель общественной мысли, должна была, прежде всего, исследовать эти причины: как, каким образом у отца-матери, в большом советском коллективе, на глазах у людей выросли два выродка, поставившие себя над всем коллективом?