Трудная любовь

Как сквозь паранджу из порохового дыма, поднималось солнце, и земля медленно освобождалась от тумана, точно не хотела показать ему весь ужас совершившегося в эту июньскую ночь.

Среди привычных с детства запахов кизячьего дыма и свежего навоза Галимэ улавливала сладковатый трупный запахи запах гари.

Где-то там, за рекой, затихал бой, и город настороженно прислушивался к его отдаленным звукам. Но вот в соседнем дворе, будто пробуя свои силы, пропел петух. Ему отозвался другой, третий, и тотчас в степи, заглушая голос пробуждавшегося дня, застрочил пулемет:

— Та-та-та-та!

«Ахмет?!» — Галимэ вздрогнула. Прислушиваясь к стрельбе, она высвободила из-под платка ухо. Однако снова все затихло.

Черные продолговатые глаза женщины в горячей мольбе обратились к небу:

— Великий алла! Ты можешь все. Ты взял душу моего мужа. Наверное, так надо. Если хочешь, возьми еще мою, но пощади его!

Солнце поднималось выше и выше. Оно поиграло хрустальными каплями росы, что скопилась в разлапистых, густо-зеленых листьях тыквы на огородах, вызолотило крышу мечети, заглянуло во все уголки небольшого двора и с жаркой лаской остановилось на удлиненном самшитовом лице молящейся. Галимэ тяжело вздохнула и спустилась вниз.

Сегодня ночью, когда она молилась, со стороны женского монастыря раздались частые выстрелы и крики. В это тревожное время они не были диковиной, и Галимэ продолжала молитву.

Однако стрельба и крики все нарастали. Тогда женщина вышла во двор. В городе шел бой. Тут и там, словно факелы, горели постройки, пахло дымом и порохом, у моста через реку огрызался пулемет, слышались неясные крики и ругань.

Белые наступали на Троицк уж несколько раз, но такого еще не было.

Неожиданно во двор забежал сын.

— В полку предательство, мать. В город ворвались белые. Наших побито очень много. Мы уходим. — Он положил на ее плечи руки, сплетенные из тугих жил и упругих мускулов. — Мы вернемся, ани.

— Да хранит тебя пророк, сын мой. — Ахмет был такой высокий, что ей пришлось запрокинуть голову, чтоб заглянуть ему в лицо.

— У меня и так надежная охрана. — Ахмет похлопал по карманам своего темно-зеленого френча, которые вздулись от патронов. Френч ему подарил один из мадьяр добровольческого батальона.

— Жди вестей! — влажно блеснули в темноте чистые, как рисовые зерна, зубы Ахмета. Хлопнула калитка.

Галимэ грустно качала ему вслед головой. Она всегда старалась воспитывать сына, как велел шариат. Но спор сына с пророком начался давно, кажется, в год смерти ее мужа. (Он умер от холеры). Ахмету тогда исполнилось одиннадцать лет. Он ходил в мэктэп.

Как-то вечером, возвращаясь от купца Валеева, где она поденно работала, Галимэ застала сына в компании двух русских мальчишек. Все трое сидели на корточках у забора и курили.

— Что ты делаешь, разбойник! — всплеснула она руками.

— Курю, мать, — важно ответил Ахмет и юркнул в калитку.

Когда Галимэ, закрыв на ночь ворота, переступила порог дома, сын уж творил вечерний намаз в углу комнаты на своем молитвенном коврике.

— Погоди, хитрый мальчишка, — сердито пригрозила Галимэ, но в душе не могла не улыбнуться его находчивости: молящихся нельзя беспокоить.

Ахмет молился до тех пор, пока мать не уснула. Утром он сказал:

— Ани, я просил пророка наказать меня, но даже ты не тронула меня пальцем.

— Ах, негодник! — она схватила его за ухо. Мальчишка ловко вывернулся и, озорно сверкнув глазами, перемахнул через забор.

— А почему алла разрешает курить богатым? — крикнул он, убегая.

Галимэ пошла к знакомому мулле посоветоваться, что делать с Ахметом. Мулла выслушал и обещал помочь.

На другой день Ахмет прибежал из школы раньше обычного. Он бросил книги на пол.

— Не хочу больше учиться. И в мечеть не пойду. — На щеке его краснел рубец от розги.

Ни угрозы, ни уговоры не помогли. Пришлось устроить Ахмета мальчиком в галантерейный магазин Валеева. Но поведение сына не стало лучше. Он не желал посещать мечеть, не соблюдал поста. А когда его перевели в младшие приказчики, он как-то бросился на сына Валеева, который хотел наказать его аршином за случайно разбитый флакон духов.

Два дня Галимэ умоляла хозяина простить сына и снова взять его в магазин.

— Только ради памяти твоего мужа, — согласился Валеев. — Он был настоящий мусульманин и делал мне хорошую мебель. Но знай: это первый и последний раз.

После того случая Ахмет как будто присмирел. Он даже стал приносить домой книги. И читал их по ночам до третьих петухов. Галимэ радовалась:

— Слава пророку, образумился.

Но ей очень хотелось знать, про что пишут в тех книгах. Было непонятно: почему сын каждый раз прячет их под оторванную половицу в кухне? И она вновь начала тревожиться.

— Это, верно, плохие книги, раз ты их никому не показываешь?

— Нет, ани. Я читаю новый коран, — отвечал Ахмет. — Новый коран дал нам новый пророк, мать. Он хочет все поровну разделить между всеми людьми. А богатым не нравится такой коран. Новый пророк запрещает женщине носить чапан. Он говорит, что у женщины такое же сердце, как у мужчины, поэтому ей надо дать такие же права.