Трудная ноша. Записки акушерки

Было семь часов двадцать восемь минут. Джун убежала к лифтам, как только мы доставили Кристел, и я знала, что она уже в отделении, ждет, пока я вернусь и передам своих пациенток ночной смене, сообщив о спонтанных схватках у одной и об аллергии на пенициллин у другой. Но я не могла сейчас этим заниматься. Я чувствовала себя так, будто это одну из моих дочек только что оторвали от меня, и все струны в моей душе были натянуты до предела; я так и чувствовала, как они вибрируют от напряжения у меня в груди. Я не знала, выживет ли ребенок Кристел, и станут ли педиатры вообще предпринимать «героические» попытки его оживить: делать интубацию, катетеризацию, вводить лекарства и прилагать все возможные усилия, чтобы дать ребенку шанс прожить хотя бы час, или хотя бы день, или немного дольше. Начать с того, что многое зависело от правильного определения даты зачатия – действительно ли ее срок был двадцать три недели и три дня, а не пять или шесть? А еще от того, будут ли у ребенка хоть какие-то силы, и решит ли сегодняшний педиатр очертя голову броситься на туманную территорию двадцать третьей недели или предпочтет остаться за четко определенной, черно-белой границей, оговоренной в статьях закона.

Пока я спускалась на первый этаж, у меня отчаянно разболелась голова; в лифте я постоянно пыталась (безуспешно) не замечать своего пугающего отражения в зеркалах. Я заскочила в раздевалку, набросила пальто прямо поверх хирургического костюма и выскользнула через боковую дверь на парковку. Копаясь в карманах в поисках ключей от машины, я нащупала толстый кусок картона. Вытащила его и увидела двух обнимающихся утят с сердечками над головой. Открытка миссис Бхатти. Я подошла к фонарю и перечитала текст. «С любовью, кря-кря!» – было написано на открытке. А дальше, моим собственным почерком: «Большое спасибо всем вам за вашу тяжелую работу».

Слова были мои, но мысли – миссис Бхатти. Горячие слезы потекли у меня по щекам. Следующая смена у меня будет только через четыре дня: четыре дня нормальной жизни, материнских обязанностей, упаковки завтраков в школу и готовки обедов, долгих прогулок с собакой и стирки, когда я перебегала не от кровати к кровати, а от стиральной машины к сушильной. Четыре дня неизвестности – что стало с Кристел и ее ребенком, крошечным зачатком человеческого существа. Я затолкала открытку обратно в карман и в темноте пошагала к машине.

Об одноразовых трусах и разбитых мечтах