Трудная ноша. Записки акушерки

Во время осмотра я, к своему стыду, почувствовала укол зависти: мне самой после кесарева, сделанного пятнадцать лет назад, рану почему-то закрыли скобами, а не зашили. Теперь шов превратился в серебристую линию, но в первые недели после рождения дочери я выглядела и чувствовала себя как монстр Франкенштейна – измученным, страшным, сметанным на скорую руку чудовищем. С тех пор мне не раз случалось подмечать те же следы потрясения в глазах новоиспеченных мамочек, которым после одиннадцати (или двенадцати, или тридцати четырех) часов болезненных схваток срочно делают кесарево сечение, и к ступору от бессонницы добавляется острое чувство вины и разочарования. Занятия по подготовке к родам, тщательно заученные аффирмации и визуализациии, четырехстраничный родильный план – и вдруг все заканчивается операционной и ножом хирурга. Операция спасает вам жизнь, и многие женщины так ее и воспринимают. Однако есть и такие, у которых этот, порой весьма травматический опыт, крутится и крутится перед глазами, пока с течением времени не поблекнет настолько, чтобы выкинуть его из головы. Я поискала на лице Яс признаки такой внутренней борьбы, однако оно ничем их не выдавало.

– Яс – начала я, – совершенно естественно, что вы постоянно чувствуете усталость; вашему телу столько всего пришлось перенести. Вам сделали серьезную операцию, чего вы, скорее всего, совсем не планировали.

При этих словах она моргнула, но продолжала прямо смотреть мне в глаза. Я решила, что должна еще что-то сказать; возможно, мой сбивчивый монолог все-таки достигнет своей цели.

– Наверняка вы недостаточно спите, да и уход за ребенком отнимает огромное количество сил. Однако что касается шва, я никаких проблем не вижу – собственно, доктор сделал великолепную работу.

Тут она опустила голову, и я заметила у нее слезинку в уголке глаза.

– Может быть, вы слишком много двигались в последние пару дней? Разрез проходит через несколько слоев ткани, и тем, что находятся ниже, требуется больше времени на заживление. Если сразу много двигаться после операции, шов может болеть.

И тут это случилось. Идеально круглая слеза скатилась у Яс по щеке. Нижняя губа задрожала, вторая слеза последовала за первой, за ней – еще одна, и вот уже две блестящих дорожки забелели на ее щеках, смыв тональный крем.

– Просто каждый день такой длинный, – прошептала она, по-прежнему не поднимая взгляда.

Мне показалось, я ее неправильно поняла. День слишком длинный? Мне, к сожалению, чаще казалось, что день, наоборот, слишком короткий, чтобы впихнуть в него и работу акушеркой, и родительские обязанности и просто обычную жизнь, на которую времени вообще не оставалось, но слишком длинный?

– Извините, – мягко сказала я, – что вы имеете в виду?

Тут Яс подняла-таки глаза: они заметно покраснели, а помада на губах смазалась там, где она смахивала слезинки тыльной стороной кисти. Маска соскользнула, и теперь она готова была говорить.

– Мой муж вышел на работу через четыре дня после рождения Бины. У него свой бизнес, так что если он не работает, то и не зарабатывает. Это ничего – я его не виню, – но просто… теперь в доме только мы с Биной, почти на весь день, и время тянется ужасно медленно. Конечно, мне надо ее кормить, но когда я этим не занимаюсь, то просто не знаю, куда себя девать. Я бухгалтер; я привыкла, что вокруг меня постоянно люди, привыкла к вечной занятости, к собраниям и встречам. А теперь у меня времени… хоть завались, и если я ничего не делаю, то просто прокручиваю в голове день родов, снова и снова. Как все прошло. Как должно было пройти. Выражение лица моего мужа, когда меня увозили в операционную.

При этих ее словах я поежилась. Только спустя много лет после моего собственного кесарева сечения муж рассказал мне, что произошло, когда меня увезли из родзала готовить к операции.

– Они отправили меня в какую-то кладовку, чтобы я там переоделся, – признался он мне как-то ночью, когда мы лежали в постели в темноте, обмениваясь полусонными признаниями.

– Я думал, что и ты, и ребенок умрут, и представлял, как буду уходить из госпиталя один.

Получалось, не только у меня в голове крутились те страшные картины, просто мой муж держал свои воспоминания при себе, пока мои немного не померкли.

– Я заставляю себя не думать о его лице, – продолжила Яс, эхом отозвавшись на мои мысли.

– Мне надо как-то убивать время, все эти бесконечные часы – поэтому я делаю уборку.

– Уборку? – переспросила я. – В каком смысле?

Яс вздохнула, пожала плечами и посмотрела мне прямо в глаза.

– Я убираю весь дом три, а то и четыре раза в день. С пола до потолка. Ковры, пыль, кухню, ванные. Перестилаю постели. Стерилизую бутылочки Бины как минимум дважды, перемываю посуду, а потом начинаю все сначала.

– То есть вы… достаточно много двигаетесь.

– Да.