Трудная ноша. Записки акушерки

– Скорей, – поторопила она, и кивнула на промежуток рядом с ней возле операционного стола.

Как было приказано, я встала рядом, в стандартной позе акушерки-практикантки – то есть замерла в полном ужасе. Пациентка лежала перед нами под хирургическим простынями зеленого цвета, с закрытыми глазами; ее волосы рассыпались по черной виниловой обивке стола, а язык удерживала в отвернутом положении трубка, через которую она дышала, пока наркоз держал ее в бессознательном состоянии.

Доктор Манн кивнула головой на экран.

– Давайте-ка оглядимся, – сказала она так просто, будто приглашала меня к себе в дом. – Посмотрим, что тут есть.

Паника отступила, как только я поняла, что доктор Манн не собирается передоверить мне операцию, а просто хочет устроить экскурсию по внутреннему устройству организма. Во время операции она действовала быстро, легко перемещая инструменты из одной области в другую, а теперь ее движения замедлились, чтобы я могла все как следует рассмотреть, а на экране, словно по волшебству, стали появляться узнаваемые органы и ткани.

– Ее печень, – комментировала доктор Манн.

Еще одно выверенное движение и перед нами появилась связка розовых канатов.

– Ее кишечник.

Следующий переход, плавный, словно в балете.

– Матка, а это фаллопиевы трубы. Это связки, – сказала доктор, указывая на прочные веревки из плоти, – а вот мочеточники.

И так далее. Глаза у меня прилипли к экрану. Потея под горячим светом хирургической лампы, пока стрелка часов неумолимо приближалась к трем, я восхищалась этим невероятным моментом. Имея в качестве пропуска лишь хирургический костюм, я попала в путешествие по человеческому телу, где все плотские достопримечательности были для меня одновременно знакомы и незнакомы. Мало что отличало меня от людей, толпившихся сейчас через стену, в больничном кафетерии, в обычных футболках и джинсах – в медицине я разбиралась лишь чуть-чуть лучше них, – но благодаря тому, что на мне была униформа, меня пригласили в настоящее хирургическое святилище.

Спустя несколько лет я закончила курс и в кладовой другого местного госпиталя получила собствнную васильково-синюю форму дипломированной акушерки. К этому моменту я успела принять семьдесят шесть младенцев, поухаживать за бессчетным количеством пациенток и уже не так столбенела перед внутренними картинами человеческого тела, но акушерство не стало для меня менее волшебным, чем в начале учебы. Гордость, которую я испытала, впервые надев синюю форму, стократ превосходила то довольство собой, что посетило меня при первой примерке студенческой серой блузки. Я снова почувствовала головокружительное счастье и изумление от того, что «выгляжу как они», но теперь – к моей огромной радости, – я действительно стала одной из них.

В первые годы после получения диплома я успела поносить свою синюю форму в разных клиниках, отделениях и процедурных. Блуза истрепалась в том месте, куда я день за днем прикалывала именной бейдж; брюки растянулись из-за того, что я приседала на корточки перед роженицами и склонялась, помогая прикладывать младенцев к материнской груди. Не каждая пациентка была рада меня видеть – одна, во время схватки, плюнула в меня отколотым зубом, когда я отказалась по первому требованию ввести ей диаморфин, – однако нельзя отрицать того факта, что везде, где я появлялась, форма придавала мне вид человека, заслуживающего уважения. Даже сгибаясь пополам от боли или окаменев от страха, женщины понимали, что я акушерка и, соответственно, на их стороне.

Пускай я и не носила белый халат с накрахмаленным воротником и ремень с серебряной пряжкой, форма – мой способ сообщать миру, что я ему служу. И только один-единственный раз она произвела совершенно обратный эффект, обозначив меня как угрозу, даже врага. И никакие начищенные туфли своим блеском не перекроют мрак от этого воспоминания. Я лишилась кредита доверия, на который всегда рассчитывала, оказалась беспомощной и жалкой, самой обычной женщиной, которая говорит другой женщине, чтобы та передала свою веру и свою жизнь в ее руки.

Стар: встреча с врагом

Я пришла на работу, зная, что меня там все ненавидят.

Я ничего не выдумывала – так было написано в газете.