Трудно быть духом

— У меня брат три года как дембельнулся… Так ему где-то раз в месяц один и тот же сон снится… Как его по второму разу призывают…

Он им кричит, куда?! Я служил!. По второму разу не положено!.

По фиг… всё равно призывают… Просыпается в холодном поту…

— А у меня сестрёнке пять лет… Мать пишет, что хочет быть как брат… Сержантом… — хохотнул Фома.

Народ присоединился. Под общий смех в каптёрку зашёл повар Сухачёв. Он игриво покосился на прилично поддатый коллектив:

— Опаньки… А чё это вы тут делаете?!

— В шахматы играем… Тебе мат! — сказал Евсеев и со стуком поставил перед ним пустой стакан.

Повар с загадочным видом достал флягу, отодвинув стакан в сторону:

— А у меня рокировка…

Прохоров взглянул на пока ещё не тронутые резервные апельсины:

— Та-ак… Нашего полку прибыло…

— Чего там у тебя? — показал на флягу Фома.

Сухачёв солидно пояснил:

— Жидкость для снятия стресса!

Фома взял флягу, открутил крышку и понюхал:

— А пахнет, как жидкость после мытья столовой…

— Та-ак… — обиделся повар, отбирая флягу. — Кто-то не пьёт…

— Шутка… Шутка… Чего не скажешь в шутейном разговоре! — поднял руки вверх младший сержант.

Евсеев поднял стакан:

— Созрел тост…

— Сегодня Евсей пьёт исключительно за наших молодых, — прокомментировал Фома.

Сухачёв хихикнул:

— Значит, ваши молодые пьют за вас…

На секунду в каптёрке повисла тишина. Потом сержант Прохоров осторожно спросил:

— Где пьют?.

— Где-где… в расположении… — пожал плечами повар.

Фомин не поверил:

— Трындишь!

— Я сейчас проходил, слышал, как чокаются…

Сержанты встали, одновременно произнося универсальное военное:

— Не понял!.

На банкет «черпаков» они явились без приглашения. И очень тихо. Только оказавшись за спинами подчинённых, Фома позволил себе подать голос:

— Ты смотри, точно!.

Тайные любители кильки вскочили. Кузьма Соколов пробормотал:

— Извините, товарищ сержант… товарищи сержанты…

— Просто сегодня такой день… — присоединился Гунько. — Мы лимонад…

Прохоров отобрал у него стакан и принюхался:

— Лимонад?. Точно лимонад! За стариков хоть один тост подняли?. Только честно…

Кабанов виновато потупился:

— Не успели…

Сержант скомандовал:

— Сухой, ну-ка плесни им нашего лимонада. Только так, на донышко… Тост говорить буду! Только без подколок… — Он поднял свой стакан. — Правильно вы сказали… Сегодня такой день… Скажу по-простому… Армия, конечно, херня полная! А с другой стороны, совсем не херня…

— Философ… — не сдержался Фома.

— Он же попросил… — заткнул его Сухачёв.

Прохоров продолжил:

— Вот у нас с вами по возрасту разница — тьфу!. Год, полтора… На «гражданке» и не заметно… А в армии, мужики, за полтора года можно так измениться… Или человеком стать… Или чмошником! А теперь самое главное… Армия — штука относительная. Она в вашей жизни занимает всего два года. Сейчас вы «черпаки», но скоро станете «дедушками»… Некоторые наверняка станут сержантами… Помните!

«Духов» нужно дрюкать, не вынимая рук из карманов! Вот так, дашь раз по роже — и сядешь. Так что не ломайте себе жизнь…

Фома опять не выдержал:

— Вот мы у вас нормальные сержанты были?.

«Черпаки» дружно согласились:

— Да-а…

Прохоров подвёл черту:

— Ну, тогда — аминь!.

Выпив с подчинёнными… Правда, теперь — с почти бывшими, сержант вышел на воздух. Из казармы доносились оживлённые голоса и смех.

Он закрыл дверь. Ночная тишина сразу накрыла крыльцо. И тут Прохоров заметил одиноко сидящего на ступеньках Мишку:

— А ты чего не со всеми?.

— Спасибо, не хочется, товарищ сержант…

— Да забей ты на звания… — Прохоров присел рядом. — Я, считай, уже гражданский человек… Так что можно по имени…

Он закурил, протягивая пачку Медведеву:

— Будешь?.

— Спасибо…

Прохоров с удовольствием затянулся, глядя на звёздное небо, на спящую часть…

— Эх… даже не верится, что два года просвистели… Кажется, ещё вчера форму получали… — Он всмотрелся в сумрачное лицо Мишки и неожиданно посоветовал: — Ты это… Ты держись сейчас… Главное, первое время перетерпеть, дров не наломать… Время, оно такая штука… зашпаклюет, законопатит… Меня же тоже когда-то девчонка бросила, на третьем месяце службы… Уходил в армию — думал, любовь до гроба…

Только что кровью не расписывались… А потом трах-бабах — люблю другого, а с тобой, стало быть, так… фантики собирали…

— И что? — спросил Мишка.

— Ну, сначала, конечно, жить не хотелось… На стену лез… батареи грыз… Бежать собирался, дурак… Вовремя Фома остановил!

— А потом?

— А потом как-то незаметно… потихоньку… Улеглось всё внутри… зарубцевалось. Сейчас даже вспоминать смешно! Смотрю на фотку, думаю, чего выл? Баба как баба… Главное, уметь простить…

— И что, никогда-никогда больше не вспоминал?.

Прохоров усмехнулся:

— Не, ну почему… Иногда всплывёт, бывает… Знаешь, первый сексуальный опыт, он же на всю жизнь. Но как-то всё… как будто с другим человеком было… Я ж тебе говорю: время всех лечит. А в армии — и подавно! — Он мечтательно улыбнулся, потягиваясь. — Зато вернусь сейчас на «гражданку» — ой, девки, берегитесь! Буду топтать всё, что шевелится!.

Из казармы послышался приглушённый гогот. Прохоров выкинул окурок, дружески положив руку Мишке на плечо:

— Ладно… Пошли, Медведь, дерябнем!.