Трудное время для попугаев

До того самого дня, как восьмые классы, обремененные дорожной поклажей, не потянулись на школьный стадион, Устя не встречалась с Лешей, так сказать, специально, заранее договорившись об этом. Как-то пошли в кино – компанией, хотя перед тем, на уроке, почти собрались идти вдвоем. Иногда, гуляя с Нателлой, они проходили мимо его корпуса (Устя с Нателлой жили в первом, а он в четвертом, недавно отстроенном корпусе) и видели, как его отец возится с «Жигулями», а он, стоя на балконе, негромко переговаривается с ним. Он никогда не окликал их с балкона, но если же был внизу, а они в это время проходили близко, то, не стесняясь старых, рыжих, в жирных пятнах брюк, под прямым взглядом отца, подходил к ним, увесисто перемахнув через клумбу, и предлагал подняться к нему домой, съесть арбузика или послушать музыку. Он всегда приглашал серьезно, в этом нечего было сомневаться, но они отвечали ему так, будто он шутит, тем самым, Усте казалось, обижая его. А потом уходили к себе во двор и жалели. Нателла говорила: «Все ты! Подумаешь, пошли бы, посидели. Небось записи приличные, раз зовет!..» Но Устя не могла переступить через какую-то грань в себе: ей и хотелось пойти, посмотреть, как он живет, и в то же время что-то останавливало. Потом уже, позже, она поняла – что именно.

А двадцать третьего июня в два часа дня Устя стояла у окна в одном из подъездов второго корпуса и сквозь пыльное стекло плюс слезы разглядывала оживленных, поджидающих автобус одноклассников. Поезд в Таллин отходил в шестнадцать десять. Так что скоро они должны были сниматься с места. А пока – кто копался в сумке, кто в жеребячьем восторге гонял по школьному стадиону, кто причесывался, кто просто топтался на крыльце; девчонки что-то жевали, то и дело вытаскивая это из кулька Ленки Обросимовой…

Нателла сидела на огромном рюкзаке в белоголубом спортивном костюме, раскачиваясь слегка, видно в такт какой-нибудь мелодии, которую всегда тихонько, почти неслышно напевала. Казалось, она и во сне напевает, да она и сама говорила, что ей часто снится музыка. Нателла своим напеванием была способна вывести из себя кого угодно. Даже дома не могли смириться с этой ее привычкой, особенно когда ей что-то говорили, а она слушала, но все же напевала! «Я отведу тебя к врачу!» – грозилась ее мама. А может, это и правда было необходимо – для них двоих – сходить к врачу, чтоб убедиться, что в следующий раз надо бы зайти в консерваторию. Но Нателкины родители лепили из нее будущего народнохозяйственника, потомственного специалиста по пушнине. Да она особенно и не сопротивлялась, видно решив, что меха, как таковые, не угрожают тайно плывущим сквозь нее мелодиям, а это – главное… Вот и теперь, сидя на рюкзаке, она баюкала себя какой-то мелодией, поглядывая время от времени на ворота, наверное поджидая Устю.

Устя жалела, что не позвонила ей с утра, не попрощалась. Не было на это сил. Она специально ушла пораньше – знала: Нателла сама будет звонить. В общем, получилось не очень! А теперь, вместо того чтоб с независимым видом пройти мимо школьной ограды – тут даже заходить не обязательно, можно действительно на деловой скорости, достаточно изящно проскочить это чертово место, махнув рукой, сумкой, кинув парочку обычных хелловых фраз, – так вот, вместо этого она торчит в чужом неуютном подъезде, вглядывается в пыльное окно, смертельно боясь, что кто-нибудь ее заметит.

И действительно, два-три раза Нателла взглянула в сторону окна, но как-то рассеянно, неопределенно. Но почти тут же взгляд ее перескакивал на что-то другое, так что конечно же она Устю не видела. И дело здесь было, пожалуй, даже не в близорукости. Она могла если и не увидеть, то, во всяком случае, почувствовать. А здесь ее интуиция подвела. Может быть, потому что на самом деле именно сегодня Нателле не очень хотелось, чтоб Устя приходила. Нателла была счастлива, как-то даже расслабленно счастлива, и не желала обуживать эту редкую радость сбывшегося необходимостью видеть чужое невезение и для приличия, ненадолго, но все же гасить себя. Как дорого подчас другим стоит наша естественность и откровенность! И кто же не прав: тот, кто не сдерживается, или тот, кто ее не выдерживает?

Совсем, казалось бы, недавно Нателла никуда не собиралась ехать, а Устя, наоборот, рвалась и абсолютно была уверена, что поездка состоится. Она думала о ней бесконечно! Во-первых, потому, что никуда дальше Подмосковья не ездила. Во-вторых, вообще хотелось какой-то мало-мальской самостоятельности.