Трудности перевода. Воспоминания

В министерский кабинет на седьмом этаже пришёл Андрей Владимирович Козырев. Министром иностранных дел России он был назначен ещё осенью 1990 года. С его стороны это был рисковый шаг. Козырев уходил с должности начальника Управления международных организаций МИД СССР. Интересная работа со множеством командировок по всему миру, к тому же обещавшая отличную карьеру в дальнейшем. В советские годы российский МИД выполнял больше символическую функцию. Возглавив его, Козырев держался довольно осторожно и вполне лояльно к союзному МИД. Старался выстраивать некую функцию своего министерства, которая не противоречила бы прерогативам МИД СССР. Иногда выезжал с делегациями, которые возглавлял союзный министр. Так, например, был в делегации Бессмертных во время визитов в Японию и Китай в апреле 1991 года. В политику его окунули события путча августа 1991 года, и, попав в эту среду, он действовал в ней с большим энтузиазмом.

В атмосфере первой встречи нового министра с руководством союзного МИД было что-то траурное. Никто из членов коллегии не сел за стол, все расположились «по стенкам». Министр опоздал минут на сорок и говорил очень тихо. Но и из того, что удалось услышать, стало понятно: МИД находится на пороге большой перетряски. Со своих постов отстранялись все заместители Министра иностранных дел СССР. (Правда, практически никого из них не «репрессировали», все могли получить посольские назначения.) Из новых заместителей министра серьёзный послужной список в союзном МИД имели только двое, в том числе и Сергей Лавров, возглавлявший Департамент экономического сотрудничества МИД СССР В российском МИД ему предстояло взять на себя работу с международными организациями.

Но самые радикальные перемены ждали ключевой уровень руководителей управлений — их места предназначались людям из российского МИД. Порой это были весьма молодые дипломаты, которые совсем недавно по разным причинам, иногда из-за нерадивости, перешли с низких должностей в МИД СССР на мало что значившие в функциональном плане должности в российском министерстве (надо сказать, что некоторые из них перенесли эту «перегрузку» и впоследствии работали вполне адекватно).

Все ожидали приказа, кому именно будет поручено «реформирование» конкретных управлений союзного министерства. Когда документ появился, напротив Управления информации значилась моя фамилия.

В начале января 1992 года я пришёл в пресс-центр МИД, чтобы провести первый брифинг в качестве споуксмена российского внешнеполитического ведомства. Сказал, что так же удивлён, как и присутствующие на брифинге журналисты, что вновь вышел на эту трибуну. (Многие журналисты помнили: в одном из декабрьских интервью американскому телевидению я назвал беловежские соглашения противоречащими Конституции. В окружении Ельцина такие выступления, вероятно, отслеживались не слишком внимательно.) В ряде комментариев моему возвращению в пресс-центр придавали политическое значение. Так агентство Reuters писало, что это подчёркивает плавный (буквально: «бесшовный») переход от Советского Союза к Российской Федерации. Впрочем, я понимал, что четыре министра и два государства для одного споуксмена более чем достаточно. Пора менять амплуа.

РОССИЯ МОЛОДАЯ

В первые дни 1992 года меня пригласил к себе Козырев и спросил, что я хочу делать. «Уехать, — ответил я, — и могу сказать куда — в Грецию». (Весной 1991 года в составе делегации Бессмертных я побывал в этой стране, которая не нуждается в рекомендациях. Приглянулось и то, что резиденция нашего посла соседствовала с резиденциями президента и премьер-министра страны. Советского посла в Афинах обвинили в симпатиях к ГКЧП и отозвали. Так что там имелась вакансия.) Козырев сразу согласился. Однако всё оказалось не так просто.