Трудности перевода. Воспоминания

В 1991 году прекратила своё существование сначала военная, а потом и политическая Организация Варшавского договора, затем развалился и сам Советский Союз, в Европе возникли совершенно новые военно-политические реалии. Страны Восточной Европы заявили о своём стремлении вступить в НАТО. Натовские руководители не сразу распростёрли для них свои объятия, но и предпочитали не вспоминать о заверениях, которые ранее давали Горбачёву: расширения альянса на восток не будет. (Горбачёва часто упрекают в том, что он не попытался закрепить такие обещания на бумаге в договорной форме. Конечно, обидно. Однако трудно себе представить, как Генеральный секретарь ЦК КПСС мог вступить в переговоры по такому поводу при ещё живом, хотя и уже не совсем здоровом, Варшавском договоре.)

В качестве диалоговой площадки с бывшими членами Варшавского договора и республиками СССР натовцы создали Совет Североатлантического сотрудничества (ССАС). Для нас возник сакраментальный вопрос: что делать? Продолжать держать НАТО за врага (сами натовцы утверждали: они больше не видят в России противника) и не идти ни на какие контакты? Но в этом случае мы рисковали остаться в изоляции, ведь действенных рычагов воспрепятствовать встречному движению членов альянса с восточноевропейскими странами и бывшими республиками СССР мы не имели. Кроме того, такие попытки противоречили бы сердцевине внешнеполитической философии новой России — наша страна должна была встать в ряд передовых демократий мира. (Это само по себе было, наверное, и неплохо, но, к сожалению, на второй план ушло понимание геополитических интересов России в радикально изменившихся исторических условиях.) Второй вариант — попробовать, как я любил полушутя говорить в ходе «домашних» дискуссий на эту тему, «задушить НАТО в объятиях». Конечно, трудно было рассчитывать на то, что в наших объятиях альянс «испустит дух», но во встречной игре у нас всё же было больше шансов влиять на поведение НАТО и обеспечивать свои фундаментальные интересы. В понимании того, что возможность вступления в НАТО стран Восточной Европы — это неблагоприятный военно-политический фактор для России, разногласий не существовало. Проблема состояла в том, какой линии придерживаться в условиях такой перспективы.

(Вообще в то время много дискутировалась тема европейской архитектуры безопасности. Мы настаивали: «центральную», или «ключевую» роль в ней должно играть Совещание (позднее — Организация) по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ/ОБСЕ) в силу того, что оно объединяло все европейские государства и республики бывшего СССР. Натовцы сопротивлялись, не желая оказаться в «подчинённом» положении. Союзников в споре у нас было мало. Помню, как на совещании ССАС министр иностранных дел одной из бывших советских республик решил потрафить натовцам и заявил, что именно НАТО является «основой» европейской безопасности. Однако говорил он по-английски и вместо «basis» сказал «basement» (подвал). Натовцы сохранили невозмутимость. Поняли, человек старается.)

Неприятный сюрприз принёс визит президента Ельцина в Польшу в августе 1993 года. Принятая в ходе его совместная российско-польская декларация содержала следующий пассаж: «Президенты затронули вопрос о намерении Польши вступить в НАТО. Президент Л. Валенса изложил известную позицию Польши на этот счёт, что было с пониманием воспринято Б. Н. Ельциным. В перспективе такое решение суверенной Польши, направленное на общеевропейскую интеграцию, не противоречит интересам других государств, в том числе интересам России».

Я отсутствовал в составе российской делегации на переговорах в Варшаве и, прочитав декларацию в своём мидовском кабинете, немало удивился — ничего похожего не предполагалось. Пошёл к Козыреву, спросил, каким образом такое могло произойти. Андрей Владимирович, как он это иногда любил делать, стал рассказывать не спеша, во всех подробностях. Ельцин, по его словам, противился включению в текст данного пассажа. Аргументы «против» в ходе переговоров делегаций высказывали как сам Козырев, так и министр обороны Грачёв. Однако Валенса «устроил истерику», и Ельцин в конце концов сдался.

Козырев с готовностью согласился, что так дело оставлять нельзя, и вскоре родился проект письма Ельцина лидерам основных натовских стран, который 15 сентября был направлен адресатам. В нём президент в русле «откровенного обмена мнениями по актуальным международным вопросам» поделился «некоторыми соображениями, навеянными, в частности, моими недавними беседами с руководством Польши, Чехии и Словакии».