Первый неприятный для меня сюрприз в ООН — как много работает Совет Безопасности. Все привыкли видеть на экранах телевизоров большой зал со столом в форме подковы, за которым чинно восседают 15 делегаций и Генеральный секретарь ООН. По традиции ещё одно место по левую руку от председателя выделено секретариату. Из заместителей генсекретаря его почему-то может занимать только заместитель по политвопросам. Если его на заседании нет, то место занимает сотрудник отдела секретариата, обеспечивающего техническую поддержку работе Совета Безопасности. А место генсекретаря в его отсутствие может занять только первый заместитель. За большим столом чинно произносятся официальные заявления, происходит голосование по проектам резолюций, и затем члены Совета удаляются по своим делам (кстати, руку принято поднимать высоко и держать так довольно долго. Это не только удобно фотографам, но имеет и процедурный смысл — другого способа зафиксировать итоги голосования нет. Говорят, был случай, когда одна делегация, проголосовав за резолюцию, потом пыталась это отрицать). Очень скоро я понял, что передо мной только вершина айсберга, причём, если можно так выразиться, единственная его замёрзшая часть (и то не всегда) — под поверхностью айсберг бурлит. Но многое происходит вдали от «мирских глаз», на консультативных заседаниях Совета в небольшой отведённой специально для них комнате, куда могут попасть только члены Совета и сотрудники Секретариата ООН, никто из членов ООН, не входящий в состав Совета, туда не допускается. (Если Совбезу нужно неформально встретиться с кем-то из нечленов, мероприятие переносится в другое помещение.) «Подкова» стола консультаций сильно вытянута. Председатель сидит в торце и по семь членов Совета по каждую его сторону практически лицом друг к другу. Так что дискуссии зачастую идут глаза в глаза. Последняя деталь — председатель Совета меняется каждый месяц, все члены Совета пересаживаются на одно кресло вправо, против часовой стрелки.
Ежемесячно утверждается программа работы СБ. Долгие годы существовала традиция — заступающий председатель Совета проводил двусторонние встречи со всеми его членами (то есть 14 встреч в день!). Однако затем процедура упростилась. Все 15 постпредов в первый день каждого месяца встречаются за завтраком, где «проходятся» по программе (предварительно её прорабатывают политкоординаторы). В тот же день программа утверждается на консультациях Совета, председатель проводит по ней пресс-конференцию, а также знакомит с программой членов ООН на специальной встрече. По ходу дела программа может насыщаться дополнительными заседаниями, а также обсуждением вопросов в разделе «разное». Официальные заседания проходят три-четыре раза в неделю, а консультации практически каждый день, иногда и утром и после обеда.
Так было не всегда. К примеру, когда в начале 70-х годов постпредом США при ООН являлся будущий президент Джордж Буш, он председательствовал в Совете один раз, причём за это время не состоялось ни одного официального заседания! Теперь такое невозможно представить.
Зал консультаций, на мой взгляд, — самое увлекательное место во всей дипломатической вселенной. В ходе реконструкции здания ООН Москвой было принято решение в качестве дара Организации оформить его в русском стиле. За эту привилегию уплатили приличную сумму. Но в ООН появилась «русская комната». Делать такие жесты — давняя традиция. Зал официальных заседаний СБ оформлен Норвегией. Рядом находится «тихая» комната, декорированная Германией, где могут побеседовать друг с другом дипломаты, неподалёку от зала Генассамблеи расположена используемая в аналогичных целях «индонезийская гостиная».
Иранская ядерная программа
Мои первые консультации и первый «выход к прессе» состоялись 3 мая. Тема — иранская ядерная программа. Возникли вопросы с точки зрения её соответствия Договору о нераспространении ядерного оружия. Проще говоря — подозрения, что Иран работает над созданием атомной бомбы. Проводившиеся в течение трёх лет переговоры между Тегераном и так называемой европейской «тройкой» (Англия, Франция, Германия) с целью побудить Иран прекратить начатые им работы по обогащению урана, закончились ничем. Безрезультатными оказались и контакты иранцев с Международным агентством по атомной энергии (МАГАТЭ), в ходе которых последнему так и не удалось получить ответы на вопросы о прошлой деятельности Ирана. Они могли бы развеять опасения в отношении целей иранской ядерной программы.