Трудный день

Чекулин молча сунул руку в карман брюк и протянул мальчику кусок сахара.

…Опасаясь, что его подопечный уже мог закончить беседу с Лениным, Чекулин вернулся в Совнарком.

— Ну как? — осведомилась переводчица.

— A-а! — в досаде сказал Чекулин и махнул рукой.

— Не поймали?

— Нет… — Чекулин помолчал и спросил: — Не опоздал?

— Беседа продолжается, — торжественно ответила переводчица.

— Однако… — многозначительно сказал Чекулин, посмотрев на часы, и сел.

Сопровождающий должен быть всегда на месте.

11. ПРОДОЛЖЕНИЕ ВСТРЕЧИ

Короток октябрьский день. В кабинете стемнело, и в честь именитого гостя Ленин зажег стеклянную люстру с пятью лампочками по шестнадцать свечей каждая. Не часто он это делал…

Уэллс сидел по-прежнему в кресле, внимательно слушая, но все чаще с интересом поглядывал по сторонам, пытаясь рассмотреть детали обстановки. Ленин говорил убедительно, с подъемом, и Уэллсу так хотелось верить ему!

За свою жизнь он беседовал со многими великими людьми этого мира — писателями, политическими и государственными деятелями, изобретателями, учеными. Не все они казались ему тогда великими (и действительно, одних жизнь опровергла, других утвердила). Но, пожалуй, все они были с той или иной долей претензии, все — в меньшей или большей степени — стремились произвести на него нужный, выгодный им эффект. Ничего этого и в помине не было у Ленина.

Ленин не боялся быть самим собой: становилось смешно — смеялся или улыбался; становилось грустно — грустнел; не нравилась речь собеседника — хмурился; не верил ему — так и говорил прямо, что не верит. Уэллс знал, что не бояться быть самим собой могут люди только поистине великие, люди великой цели и великих дел. Но и себя Уэллс считал немалой величиной в этом мире. И одними из качеств, сделавших его таким, по его мнению были трезвость суждений и чувство реальности. Вот к трезвости он и призывал себя, когда Ленин начинал говорить о вещах, для него, Уэллса, явно фантастических.

— Практика создания электростанций на топливе, электростанций, использующих водную энергию, — продолжал Ленин, — может быть, и будет расширена, внедрена сначала в одной губернии, потом в другой. Как видите, я говорю о вполне осуществимом.

«А что, собственно, невозможного в том, — подумал Уэллс, — что имеющийся небольшой опыт может быть распространен по всей стране?»

Он сунул руку в карман и нащупал коробок со спичками. Это вернуло его в реальный мир. Достав коробок, машинально вертя его в руках, он слушал Ленина, но уже с другим настроением. Тень недоверия и легкой иронии скользнула по его лицу.

— Я думаю, мистер Уэллс, — продолжал Ленин, — что, когда вы приедете к нам через десять лет, вы убедитесь в жизненности наших теперешних планов.

Свет неожиданно погас, потом лампочки мигнули и снова загорелись слабым, красноватым светом, при котором нельзя было рассмотреть лица собеседника. Ленин даже не взглянул на лампочки, видимо, это был не первый случай.

Уэллс покосился на люстру, но, как и все, что он делал, очень спокойно, не придавая никакого значения внешним бытовым обстоятельствам, какими бы необычными они ни казались.

Лампочки снова мигнули и погасли. Но вот опять замерцали красноватым светом.

— Придется, мистер Уэллс, — просто сказал Ленин, — зажечь свечи.

Уэллс непроизвольно протянул руку с коробком, но, вспомнив о качестве спичек, отвел ее назад. А Ленин, увидев коробок, спросил:

— Разрешите?

— Этими свечи не зажжете, — с огорчением заметил Уэллс, кладя спички на стол.

— Почему? — Ленин, взяв коробок, посмотрел на него, прочел надпись на этикетке и чиркнул спичкой. Потом другой.

Как и в руках Уэллса, спички дымили, но не зажигались, тем не менее Ленин продолжал чиркать.

Уэллс знал: не зажгутся — и хмурился. Он совсем не собирался доказывать что-либо таким образом.

— Да, — наконец вынужден был признать Ленин. — Не зажигаются. На рынке купили?

— На рынке.

Ленин вернул спички гостю и сказал:

— Мистер Уэллс, спички-то у нас есть, и спички неплохие.

Владимир Ильич достал из ящика стола коробок, зажег свечи.

— Вы сказали, — напомнил Уэллс, — что изменятся не только города, но и деревни.

— Да.

— Тогда вам придется перестроить не только материальную организацию общества, но и образ мышления целого народа. По традициям и привычкам русские — индивидуалисты и любители поторговать.

«Ну, конечно же!» — подумал Ленин и улыбнулся. Потом серьезно сказал, как будто речь шла о чем-то совсем решенном и ясном:

— Несомненно, изменится и образ мышления, как вы говорите, индивидуалистов и любителей поторговать.

— Со временем?

— Да.

— Мистер Ленин, чтобы построить новый мир, нужно сначала изменить психологию людей. Сначала.

— Хорошо бы так. Прекрасно. Но так мы ничего не построим. И думаю, — Ленин сделал паузу, — не только мы, никто на нашем месте не построит. Заколдованный круг… Где взять этих новых людей? Не одного, не десяток человек, а тысячи и тысячи? Надеяться, что они вдруг появятся, — обманывать себя.

Уэллс резко разжал кулаки: он возражал, он был категорически несогласен.