Трудный день

— Я верю, что в результате большой и упорной воспитательной работы теперешняя капиталистическая система может стать цивилизованной и превратиться во всемирную коллективистскую систему.

— «Капиталистическая — в коллективистскую…» — Владимир Ильич нахмурился. В эти минуты разговор был явно ему не по душе. — Гм… Гм… — покашливание Ленина становилось все более энергичным и нетерпеливым. — «Капиталистическая — цивилизованной…»

— Да, да, — подтвердил Уэллс.

— Вы знаете мою точку зрения, — деликатно ответил Ленин. «Политическое мещанство! Сущая ерунда! Капиталист перестанет быть капиталистом! Во что вы верите?! Чем вы себя тешите?!» — хотелось сказать ему, но вряд ли Уэллс мог это понять.

— Да, я знаю вашу точку зрения, — заявил Уэллс. — Классовая борьба, насильственное свержение капиталистического строя, диктатура пролетариата. Кровь… Жертвы…

— Это неизбежно, — подтвердил Ленин. — Немалые жертвы. Но во имя чего? Есть ли этому оправдание или нет?

Они помолчали. Их мнения по основному вопросу не сходились.

— Мистер Уэллс, — наконец сказал Ленин, — я с удовольствием читал ваши романы, когда был помоложе, и с удовольствием перечитываю теперь.

Уэллс признательно наклонил голову:

— Спасибо.

— Читая вашу «Машину времени», я понял, что человеческие представления созданы в масштабах нашей планеты: они основаны на предположении, что технический потенциал, развиваясь, никогда не перейдет земные пределы. Но ведь он перейдет их?

— Нет никакого сомнения.

— Я так же, как и вы, убежден в этом. — Ленин обрадовался. Ему было приятно, что большой писатель и мыслитель разделяет его веру в будущее науки и техники. Владимир Ильич оживился, глаза его заблестели, и он продолжал: — Технический потенциал перейдет земные пределы, и мы сумеем установить межпланетные связи. И тогда, — Ленин дружески улыбнулся, — мы проверим: правильно ли вы, мистер Уэллс, описали Марс и марсиан.

— Боюсь, я не выдержу такого экзамена, — серьезно сказал Уэллс.

— Подумать только! Люди на Марсе! Мы с вами разговариваем об этом как о реальности.

— Вы сказали: мы установим межпланетные связи. Кого вы имеете в виду?

— Передовую страну. Не только страну передовых ученых и техников, но и страну передового общественного устройства.

Уэллс опустил косматые брови и облегченно вздохнул.

— Установив межпланетные связи, — продолжал Ленин, — нам, пожалуй, придется пересматривать наши представления о мире.

— Это будет в высшей степени занятная работа, — заметил Уэллс.

— Возможно, пересмотрена будет и ценность самого человека. Сейчас человек единственное мерило всего сущего, нас не с кем сравнить. «Человек есть мера всех вещей». Это революционное для своего времени положение выдвинуто еще в пятом веке до нашей эры.

Ленин сделал паузу.

— Но когда во «все вещи» будет включена такая вещица, как вселенная, жизнь на других планетах, их обитатели, человеку придется пересматривать и это великое и когда-то революционное положение… В самом деле, в стране лилипутов Гулливер чувствовал себя великаном, а в стране великанов — лилипутом. Мы еще нигде не были, ни с кем себя не можем сравнить. Может быть, мы самые развитые, самые сложные организации белка, а может быть, и не так, мистер Уэллс? Не об этом ли напоминает нам великий Джонатан Свифт?

— Затрудняюсь ответить, но нам подобные существуют наверняка.

— Существуют?..

Ленину становилось все интереснее и интереснее беседовать с Уэллсом.

— Вообразите только: где-то за миллиарды миллиардов километров от нас есть второй мистер Уэллс, второй товарищ Горький! — Ленин улыбнулся.

— В это верить не хочу. Есть подобные, но не вторые. Человек неповторим, вернее личность.

— Да, мистер Уэллс. Вы правы… А как насчет мистеров и товарищей?

— Хочется верить, что там царит единство в обществе.

— Единство? Возможно только единство товарищей. Значит, общество достигло расцвета.

— Было бы самонадеянностью думать, что самая древняя цивилизация — наша.

— Безусловно, мистер Уэллс… Значит, достигло?..

— Возможно-возможно. И могло бы нам многое подсказать.

— Да-а… — Ленин задумался. — Короче говоря, только овладев космосом, человек по-настоящему узнает, что он такое есть.

— В высшей степени любопытно. Но это будет нескоро.

— Да? — Ленин даже несколько огорчился.

— Война, а после реконструкция, — объяснил Уэллс. — Сначала ломаем, потом строим. Сколько сил впустую! Думаю, нескоро.

— Обидно…

— Нескоро, но осуществимо, в будущем — реально. А ваш план — сверхэлектрическая утопия, хотя я восхищен первыми ростками будущего мира, смелостью, даже дерзостью русских.

Ленин кивнул, принимая искренние признательность и восхищение.

— Приезжайте снова через десять лет и посмотрите, что сделано в России за это время, — повторил он.

— Спасибо, мистер Ленин.

Уэллс поднялся.

Встав из-за стола и подойдя к гостю, Владимир Ильич протянул ему руку.

Герберт Уэллс, прежде чем пожать ее, посмотрел в глаза Ленину. Уэллс сожалел, что по некоторым и очень существенным вопросам их мнения разошлись. Было досадно, что Ленин так жестоко ошибается в главном, эта ошибка может стоить ему жизни. И все-таки…