Трудный возраст века

Общество этих бедолаг иерархично. Нижняя каста называется электорат, над ним стоят авторитеты. Еще выше – тайный орден братьев, вот они-то по-людски и говорят. С ними то ли сотрудничает, то ли соперничает другой орден, техники. Следующий уровень – могущественные инопланетные гав’виали, или, если по-стругацки, прогрессоры, но они то ли существуют, то ли не существуют, то ли навсегда улетели, то ли их никогда не было. И над всем этим царит тентура (если помните, это слово из фильма «Кин-дза-дза») – судьба, рок, колесо сансары. Тентура защищает тех, кого нельзя убить, – например, полковника Барсукова (главного гада) и, видимо, Буратину Впрочем, всех, кого можно убить, при желании можно и оживить; этим занимается болотный доктор Дуремар Олегович Айболит. Почему Олегович? Видимо, потому что это самый пелевинский персонаж романа.

Конечно, когда у тебя IIQ < 70, ты вообще мало о чем можешь думать и годишься лишь на то, чтобы тебя эксплуатировали, поедали и имели другие. Если же у тебя какой-то интеллект присутствует, то ты направляешь его на наиболее комфортное обустройство в наличном мире – в частности, на эксплуатацию, поедание и поимение ближних. Но наиболее умные, владеющие людской речью, мечтают найти выход из окружающего их ада. Ведь они называют его Ха’наан, что в переводе с людского означает «Земля преступления» – такая земля, на которой настоящей жизни никогда не будет. Заметим, что в нашем, реальном мире библейский Ханаан обычно именуется «Землей обетованной» – а впрочем, обратите внимание на второй эпиграф к этой статье.

Вот на таком фоне и разворачивается история, смутно знакомая нам по сказке Третьего Толстого. Тораборский король (Усама бен Ладен) вручает боевому раввину Карабасу бар Раббасу золотой ключ и отправляет его на спецзадание: проникнуть в ИТИ и найти там нечто. А тем временем оператор генного секвенсора Sherman («шарманщик») Карло Коллоди получает от своего начальника Джузеппе Синего Носа говорящее (и уже очень похотливое) полено-заготовку, делает из него Буратину и поселяет в каморке с голограммой горящего очага. А тем временем электрический кот Базилио торит свой путь в Зону. А тем временем сотрудница ИТИ Алиса Зюсс мучается от векторной проказы и ждет свою несбыточную любовь. (Боже мой, я хорошо знал Алису Зюсс до ребилдинга…) А тем временем черепаха Тортилла, поехавшая мозгами на антисемитизме, устанавливает у себя в пруду демократию – и если это для вас лишняя информация, то вы оцените продуманность повествования через полторы тысячи страниц, когда это обстоятельство сыграет решающую роль на важном повороте в судьбе Буратины. Как говорил Хлебников, и так далее, и так далее, и так далее.

Текст романа, повторюсь еще раз, столь обширен, что каждый читатель может найти в нем свою тему для размышления – по интересам. Например, евреи. Вот откуда могут взяться евреи в мире, где и людей-то не осталось? А они мало того что есть, но есть и те, кто по-прежнему обвиняет их во всех бедах.

Или, скажем, религия и секс. Все мутанты, как человекообразные (хомосапые), так и звероподобные, исключительно похотливы, они совокупляются просто так, совокупляются из любопытства, совокупляются в процессе насилия, совокупляются в порядке расчетов за товары, работы и услуги, но описание (да что уж там, смакование) этих действий автором настолько асексуально, что могло бы сделать импотентом самого Рокко Сиффреди, а Сашу Грей загнать в монастырь (вот еще в чем опасность романа для неподготовленного читателя). И в то же время в Ха’наане распространена религия Дочки-Матери – поклонение образам из архива детской порнографии, найденного в Сундуке Мертвеца, ноутбуке депутата Госдумы от ЛДПР, который стал для мутантов единственным источником сведений о погибшей цивилизации. Однако этот культ совершенно лишен сексуального подтекста и с идеей совокупления, разврата и похоти никак не ассоциируется. Любовь и секс в этом мире полностью разведены: на фоне всеобщей оргии единственная по-настоящему влюбленная пара – Базилио и Алиса – находится между собой в чисто платонических отношениях.

Но самая жгучая тема – это трансгуманизм. Эпоха трансгуманизма уже на пороге, а пишут об этом до сих пор преступно мало, каждая толковая книжка на вес золота. А хочется знать: как оно там будет без нас, конвенциональных людей? Как слово наше отзовется? Такое ощущение, что мы находимся невдалеке от коммуникационного разрыва между настоящим и будущим, более резкого, чем разрыв между Античностью и Средневековьем, причем нельзя предсказать ни какие из окружающих нас информационных объектов перепрыгнут эту пропасть, ни по каким принципам они будут отобраны, ни по каким каналам они проникнут в будущее, ни каким образом они будут в нем использоваться. И в этом смысле Сундук Мертвеца – попадание в нерв эпохи. Как и словечко «скобейда», утратившее всякий смысл и сохранившееся лишь как распространенное ругательство.