Трудный возраст века

А впрочем, в романе и без скобейды, гозмана и дефолта достаточно примет, подозрительно нам знакомых. Так, в постапокалиптическом мире сохранились улица Горького и Пятницкая, кизлярский коньяк и малосольные огурчики. Меня терзают смутные сомнения… в самом ли деле речь идет о будущем?

Ключик находится там, где он всегда и был – в сказке «Золотой ключик». Конечно, ее меметическая основа составляет от силы процентов десять текста романа, но, если по тентуре, А. Н. Толстой свою участь заслужил. Не тем, что он был красным графом и обжирался окороками в гостях у художника Кончаловского. А тем, что он сам проделал примерно то же самое, что и Михаил Харитонов – переписал сказку Карло Коллоди согласно духу эпохи. Вспомним такое популярное занятие, как поиск в «Золотом ключике» современных автору прототипов: так, в Карабасе видят Всеволода Мейерхольда, а в Пьеро – Александра Блока.

А теперь послушаем летучую мышь, которая во второй книге романа объясняет Буратине (тоже в пелевинском духе), как устроен мир и кто он в этом мире есть. «Ты – литературный персонаж и живешь внутри книги. Эта книга, в свою очередь, восходит к другой книге, которая по отношению к ней является каноном. На самом деле – весьма относительным каноном, так как она сама является очень вольным пересказом еще одной книги, написанной гораздо раньше, еще до Хомокоста».

«Приключения Пиноккио» Карло Коллоди вышли в свет в 1883 году (это до Хомокоста), «Золотой ключик» – в 1936 году (после Хомокоста). Так когда, вы говорите, произошел Хомокост? Не иначе, в 1917 году. Именно тогда исчезли настоящие люди и настоящая жизнь. А остались – злопипундрии, бурбулисы, педобиры и прочая джигурда. О том же и Тортилла говорит Буратине в конце второй книги, опровергая изначальное авторское объяснение случившегося с планетой: «Видишь ли, Буратина, это мы убили людей. Человеческую цивилизацию уничтожили животные. Разумные животные. То есть наши с тобой предки».

Так что же, «Золотой Ключ» – это по своей основной идее антисоветский памфлет? Не слишком ли просто? Впрочем, полработы дураку не показ, а между тем в Сети уже публикуется третья часть романа. Последняя или не последняя – Дочка-Матерь ее знает.

Кстати, совсем забыл сказать про пятую версию возникновения книги. Версия пятая: Михаил Харитонов стремится спрятать в своем романе какой-то важный смысл. А чем огромнее и хаотичнее текст, тем проще этот смысл спрятать. С этой версией, пожалуй, согласится и Людвиг Витгенштейн (или не Витгенштейн), у которого автор взял один из эпиграфов к своему роману: «То, что хотел бы я высказать, высказыванию не подлежит».

Что ж, будем искать дальше.

Fitzroy Magazine, 10.10.2019

Уроки Нобеля

Альфред Нобель изобрел динамит, сказочно нажился на этом и завещал учредить премию своего имени. Так деньги, заработанные на крови и смерти, послужили делу прогресса и благу человечества. Эту простенькую и поучительную притчу можно слышать каждую осень по мере приближения «нобелевской недели». Она безупречно правдива, однако о посмертной судьбе Нобеля стоит сказать чуть подробнее, ибо в ней есть своя диалектика.

Нобель – пример невероятно удачливого инвестора. Он вложил состояние в самый желанный из всех активов – в собственное бессмертие. И он добился успеха: купил бессмертие деньгами, а не талантом и не подвигом на поле боя. Кто бы сейчас помнил о нем, если бы он, как всякий нормальный человек и разумный бизнесмен, оставил нажитое своим естественным наследникам? Разве что специалисты по истории техники или истории предпринимательства. А ведь он так и собирался поступить. Но нелепый случай с ложным сообщением о его смерти дал ему уникальную возможность при жизни прочитать собственные некрологи – и ничего хорошего он в них не обнаружил. Заглянув в ужасное будущее, Нобель переписал свое завещание и тем самым переиграл свою посмертную репутацию. И до сих пор каждая врученная премия прославляет не только имя лауреата, но и имя ее создателя, которого нет в живых уже более 120 лет. «Помянут меня – сейчас же помянут и тебя». Для русских самый яркий пример эффективных инвестиций в бессмертие – Павел Третьяков, для всего мира – Альфред Нобель.

Нобель стал одним из самых заметных космополитов, глобалистов своего времени. И не только потому что он родился в Швеции, жил в Петербурге, учился в Америке, зарабатывал деньги в Баку, а умер в Италии. В эпоху первых надежд на мир без войн и неуклонный прогресс цивилизации, первых ожиданий «конца истории», столь же тщетных, как и нынешние, он сумел создать прочную институцию для всего человечества, пережившую две мировые войны и полный крах привычного ему порядка. В этом его можно сравнить, например, с Пьером де Кубертеном, основателем современных Олимпийских игр.