Труды и дни мистера Норриса

Артур уже успел вернуться. Стоило мне открыть дверь, и он тут же выглянул из своей спальни:

— С приездом, дорогой мой мальчик! Добро пожаловать! Вот уж воистину приятная неожиданность! Когда фройляйн Шрёдер сказала мне, что вы здесь, я ушам своим не поверил. Что это вы так рано? Ностальгия по Берлину — или соскучились по моему обществу? Без вас наш рождественский ужин вышел, знаете ли, каким-то пресным. Н-да… Должен вам сказать, выглядите вы не столь цветущим, каким я ожидал вас увидеть; устали с дороги? Присаживайтесь, прошу вас. Чаю? А может быть, чего-нибудь покрепче, для бодрости?

— Нет, Артур, благодарю вас.

— Не хотите? Ну что ж… может быть, еще передумаете. Как там наш друг Прегниц? Цветет и пахнет, я надеюсь?

— Да. С ним все в полном порядке.

— Рад слышать. Очень рад. А теперь, Уильям, примите мои самые искренние поздравления — за то, с каким великолепным умением и тактом вы исполнили возложенную на вас миссию. Марго остался чрезвычайно вами доволен. А он, знаете ли, человек весьма разборчивый; к нему так просто не подъедешь…

— Так значит, вы с ним уже связывались…

— Да, конечно. Получил от него нынче утром пространную телеграмму. Деньги придут завтра. Как бы я ни относился к Марго, но в одном ему не откажешь: в этих материях он корректен и пунктуален, как никто другой. На него всегда можно положиться.

— Вы хотите сказать, что Куно согласился?

— Нет, к сожалению. Пока нет. Такие вещи с кондачка не решаются. Но у Марго положительно есть основания для самых радужных надежд. Такое впечатление, что поначалу ему с Прегницем пришлось нелегко. Он никак не мог понять, какую выгоду от этой сделки получит его собственная фирма. Но теперь он откровенно заинтересовался предложениями Марго. Конечно, сперва ему нужно все как следует обдумать. А тем временем я, как и договаривались, получу половину означенной суммы. К счастью, этого более чем достаточно для того, чтобы покрыть мои дорожные расходы; так что хотя бы этот груз с моих плеч — долой. Что же до прочего, то лично я вполне уверен, что в конце концов Прегниц согласится на все.

— Да-да… в конце концов они все, наверное, соглашаются — на все.

— Н-да, за редкими исключениями, — с отсутствующим видом согласился Артур; и в следующий же миг до него вдруг дошел тон моей последней реплики. — Впрочем, Уильям, я, как мне кажется, не совсем понял, что вы имели в виду.

— Да неужели? Тогда придется расставить побольше точек над i: должно быть, Ван Хорну всегда удается заставить людей продать ему то, что он хочет у них купить.

— Ну — э — не знаю, можно ли в данном случае говорить об этой сделке как о покупке. Мне кажется, я уже говорил вам, что…

— Артур, — устало перебил его я, — нет смысла врать дальше. Я все знаю.

— Э-э, — начал он и замолчал. От неожиданности у него, как мне показалось, перехватило дыхание. Тяжело опустившись в кресло, он с нескрываемым разочарованием уставился на собственные ногти.

— В общем-то, винить во всем я, как мне кажется, должен только самого себя. Надо было быть полным идиотом, чтобы вообще вам поверить, с самого начала. Следует отдать вам должное, вы более или менее честно пытались меня на этот счет предупредить, причем неоднократно.

Артур бросил в мою сторону быстрый уклончивый взгляд, как спаниель, который знает, что сейчас его будут пороть. Губы у него шевельнулись, но он так ничего и не сказал. На скомканном в гармошку подбородке на секунду залегла глубокая вертикальная складка. Он принялся было отчаянно скрести подбородок, но тут же перестал, как будто испугавшись, что это может меня рассердить.

— Я должен был догадаться, что рано или поздно вы найдете, как меня можно использовать, пусть даже в качестве подсадной утки. Вы же всегда найдете, как использовать человека, не так ли? И если бы в конечном счете я оказался в тюрьме, мне это, черт меня подери, пошло бы только на пользу.

— Уильям, даю вам слово чести, я никогда…

— Мне глубоко плевать, — продолжил я, — что будет с Куно. Если у него достанет глупости позволить втянуть себя в эту аферу, то по крайней мере он это сделает с открытыми глазами… Но вот что я вам скажу, Артур: если бы не Байер, если бы кто-нибудь другой сказал мне, что вы пытаетесь нагадить партии, я бы в глаза назвал его грязным лжецом. Как по-вашему, не слишком сентиментально с моей стороны?

Услышав имя, Артур вздрогнул:

— Так значит, Байер тоже знает?

— Конечно.

— О господи! О господи!

Он как-то весь опал и съежился, как пугало под дождем. Его обвисшие, покрытые щетиной щеки побледнели и пошли пятнами, нижняя губа отвисла — этакая вялая, несчастная гримаска.

— Я никогда не передавал Ван Хорну никакой действительно важной информации, Уильям. Я вам клянусь.

— Я знаю. Просто к вам в руки ни разу не попала действительно важная информация. Сдается мне, толку-то от вас немного, даже в качестве мелкого жулика.

— Не сердитесь на меня, мальчик мой. Я этого не перенесу.

— А что мне толку на вас сердиться; сердиться нужно на себя за то, что был таким идиотом. Я, видите ли, считал вас своим другом.