Читаем Труды по античной истории полностью

По своей композиции «Описание Эллады» больше всего напоминает итинерарий (то есть дорожник, иными словами, «словесную карту»), предназначенный для практических целей (ad usum practicum) и дающий объективную картину того, каким образом можно попасть в то или иное место. Однако удельный вес итинерария в труде Павсания невелик, более того, он играет здесь всего лишь вспомогательную роль: краткий итинерарий приводит читателя в какой-либо город и обрывается. Павсаний начинает оригинальный рассказ, в котором дается субъективная картина того, что видел, слышал, узнал и исследовал он сам, а не кто-либо другой (это чрезвычайно пестрые по содержанию путевые заметки, зачастую содержащие ценнейшие и нигде более не дублирующиеся сведения по самым разнообразным вопросам). Павсаний выступает здесь как типичный эрудит поздней Античности: он сыплет цитатами из самых редких авторов; говоря о каком-либо вопросе, приводит по нескольку версий; подробно рассматривает, как ему удалось докопаться до чего-либо необычного и постоянно подчеркивает, что он говорит о том, «что еще не попало в историю» (см. § 1 настоящей главы). Но как только он возвращается к описанию маршрута, то есть к итинерарию, стиль рассказа изменяется: Павсаний теряет весь свой блеск и становится предельно краток, лапидарен и даже косноязычен. Краткий итинерарий (1–2 фразы) приводит читателя в следующий пункт, и затем возобновляется оригинальный рассказ.

Возьмем для примера ту часть «Описания Эллады», которая посвящена Спарте. Одной фразы, носящей характер итинерария («за Гермами на запад лежит Лаконская земля»), Павсанию вполне достаточно для того, чтобы приступить к рассказу и сообщать все то, что удалось ему собрать по истории этой области. В течение одной трети этой книги к итинерарию он не возвращается (III, 1, 2 – III, 10, 5). Наконец, рассказ прерывается. Три следующие фразы – это краткий итинерарий: Павсаний проводит читателя мимо трех городов – Кария, Селасии и Форнака – и подводит к центру области – Спарте (III, 10, 6 – III, 11, 1). Далее начинается описание города, составленное следующим образом: Павсаний называет какое-либо примечательное место, а затем сообщает, во-первых, все то, что связано с его историей, а во-вторых, все то, что ему самому пришло на ум по ассоциации с рассказанным только что. Например: «Идущему от Агоры по дороге, которая называется Афетаида, встречается так называемая Боонета» (III, 12, 1). На этом прогулка по городу поспешно прерывается, так как Павсаний должен объяснить: а) откуда произошло название этой дороги и б) что такое Боонета. Он сообщает о том, что когда Икарий устроил состязание в беге для женихов Пенелопы, на котором, как известно, победил Одиссей, женихов выпускали бежать (ἀφεθῆναι… ἐς τòν δρόμον) именно на этой дороге. Отсюда происходит ее название. Само состязание, продолжает Павсаний, Икарий устроил в подражание Данаю. Затем следует история Даная, закончив которую, Павсаний переходит к объяснению того, что представляет собою Боонета: когда-то это был дом царя Полидора. В связи с упоминанием имени этого царя далее излагается история его смерти. Затем Павсаний говорит о том, что во времена Полидора не было денег, поэтому платили рабами, быками (отсюда название Боонета) или слитками серебра и золота. Наконец, по ассоциации с последним сообщением, он вспоминает о том, что те, кто в настоящее время плавают в Индию, сообщают, что там им дают в обмен различные предметы, так как, несмотря на обилие золота, у жителей Индии нет денег. На этом повествование прерывается. Павсаний указывает на следующий памятник и затем продолжает рассказ в таком же духе. Итинерарий здесь играет роль связующего элемента и не более. В него как в раму вставляются путевые заметки (λόγοι или digressiones).

Уместно еще раз вспомнить, что С.А.Жебелёв, рецензируя книгу К.Роберта, пришел к выводу, что композиция «Описания Эллады» не отражает пройденных Павсанием маршрутов. Развивая тезис С.А.Жебелёва[282], можно указать на то, что итинерарий в сочинении Павсания не оригинален, а дословно заимствован из письменного источника. Приведем несколько текстов: «Элатея… лежит против Амфиклеи, дорога до нее из Амфиклеи [длиною] сто восемьдесят стадий, идет в основном по равнине, а затем немного в гору, там, где очень близко [подходит] к городу Элатеи» (X, 34, 1); «От Амброса примерно шестьдесят стадий до Стариса. Дорога ровная, равнина лежит между горами» (X, 36, 1); «Если повернуть на Антикиру [дословно: “повернувшему на Антикиру”], дорога сначала идет в гору. Но если подняться по дороге [длиною] в две стадии, местность станет ровней» (X, 36, 5); «Большая [λεωφόρος] дорога в Дельфы отсюда становится более крутой, она тяжела даже для путешествующего налегке» (X, 5, 5).

Перейти на страницу:

Все книги серии Humanitas

Индивид и социум на средневековом Западе
Индивид и социум на средневековом Западе

Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения. Не ограничиваясь характеристикой таких индивидов, как Абеляр, Гвибер Ножанский, Данте или Петрарка, автор стремится выявить черты личностного самосознания, симптомы которых удается обнаружить во всей толще общества. «Архаический индивидуализм» – неотъемлемая черта членов германо-скандинавского социума языческой поры. Утверждение сословно-корпоративного начала в христианскую эпоху и учение о гордыне как самом тяжком из грехов налагали ограничения на проявления индивидуальности. Таким образом, невозможно выстроить картину плавного прогресса личности в изучаемую эпоху.По убеждению автора, именно проблема личности вырисовывается ныне в качестве центральной задачи исторической антропологии.

Арон Яковлевич Гуревич

Культурология
Гуманитарное знание и вызовы времени
Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции. В ходе конференции были намечены основные направления развития гуманитарного знания в современных условиях.

Валерий Ильич Мильдон , Галина Ивановна Зверева , Лев Владимирович Скворцов , Татьяна Николаевна Красавченко , Эльвира Маратовна Спирова

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука