Труды по античной истории

IV. Помог ли афинянам Солон, запретив брать в долг «под залог тела»[373]? Ведь они и сейчас служат как рабы своим заимодавцам, и даже не им самим – это было бы не так страшно, – а их рабам наглым, грубым и диким, как те «грозные, как огонь» мстители и палачи, стоящие над нечестивцами в Аиде, о которых говорит Платон[374]. 2. Именно они, показывая несчастным должникам, что агора – это место нечестивцев, пожирают их наподобие коршунов и разрывают на части, «в глубь утробы вгрызаясь», они, обступая их как будто Тантала[375], не позволяют притронуться к тому, что те собирали и накапливали для себя. 3. Дарий послал в Афины Датиса и Артаферна с цепями и веревками для пленников в руках[376], подобным образом и они, нося по Элладе, словно кандалы, полные мешки расписок и долговых обязательств, посещают и объезжают города, чтобы сеять не «хлеб питающий», как это сделал Триптолем, а губительные, плодовитые и почти все заполнившие корни займов, которые, распространяясь и разрастаясь повсюду, подчиняют себе и душат города. 4. Говорят, что зайчихи рожают, кормят предыдущих и уже носят снова одновременно[377], а у этих негодяев и «варваров» ссуды рожают, прежде чем успеют зачать, поскольку давши, они тут же требуют обратно, и получив, берут и дают в долг то, что взяли с должника сверх отданного ему взаймы.

V. У мессенцев есть пословица:

Есть и до Пилоса Пилос, но есть и еще один Пилос[378]

,

а о ростовщиках можно сказать:

Есть и до прибыли прибыль, но есть и еще одна прибыль.

2. Ну конечно, они смеются над физиками, говорящими, что ничто из ничего не рождается[379], потому что у них-то прибыль рождается от того, что еще не существует или еще не получено. Собирать налоги, когда это предписывает закон, они считают позорным, но давая в рост, в сущности, противозаконно собирают налоги и в большинстве случаев, по правде говоря, обманывают своих должников, поскольку тот, кто получает денег меньше, чем записывается, становится жертвой обмана. 3. Персы, как известно[380], считают ложь вторым по величине проступком, а долги – первым. Ведь ложь часто сопутствует долгам. Хотя лгут больше дающие в долг, ведь они подтасовывают записи в своих дневниках, отмечая, что дали такому-то столько-то, тогда как дали ему меньше. 4. Причина этой лжи в выгоде, а не в нужде и безвыходном положении, в алчности, плоды которой им самим не нужны и бесполезны, но для пострадавших – губительны. 5. Ведь поля должников, которые к ним переходят, они не возделывают, а в их домах, выгнав хозяев, не живут, и ни их столы, ни их одежду не используют. Но как только погибнет кто-то один, они начинают преследовать следующего, увлекая его вслед за предыдущим. 6. Как огонь, распространяется это зло, раздуваемое гибелью тех, кто стал его жертвою, и истребляет их одного за другим, тогда как он, ростовщик, раздувающий и поддерживающий его всеми силами, ничего не получает, кроме того, что время от времени подсчитывает, скольких он разорил, скольких пустил по свету и откуда именно и как получил собранное и накопленное серебро[381].

VI. Но не подумайте, однако, что я говорю это, объявляя войну заимодавцам,

Ибо они никогда коней моих не угоняли[382]

.

Я ведь только показываю легкомысленно берущим взаймы, с каким позором и закабалением это связано, и объясняю, что брать в долг – дело крайнего безумия и малодушия. 2. – Есть у тебя деньги? Не бери в долг, ибо ты не нуждаешься. – Нет? Не бери в долг, ибо не выплатишь его. Теперь, однако, рассмотрим все это по порядку.

3. Катон сказал некоему плутовавшему старцу: «Человек, что же ты к старости, которая и без того связана с многочисленными неприятностями, добавляешь позор от своего плутовства»[383]. Вот также и ты – к бедности, которой сопутствует множество неприятностей, не присоединяй трудностей, происходящих от того, что влезают в долги и берут взаймы. Не лишай бедности одного того, чем она превосходит богатство, – беззаботности. 4. Чтобы не оказалась смешной пословица:

Трудно козу мне поднять, быка навалите на шею![384]

Не имея сил переносить бедность, ты сажаешь себе на шею заимодавца, ношу и для богатого непереносимую. 5. – Но как же я иначе прокормлюсь? – И это ты спрашиваешь, имея руки, имея ноги, владея речью, будучи человеком, которому свойственно любить и быть любимым, оказывать помощь и благодарить за нее? Как? – Обучая грамоте, воспитывая детей, охраняя дома, плавая и трудясь на корабле[385]. Во всем этом нет ничего такого, что было бы неприятнее и позорнее, чем услышать: «Отдавай!»