Труды по античной истории

VII. Известный Рутилий[386], придя в Рим к Музонию[387], сказал: «Музоний, Зевс Сотер, которому ты подражаешь и походить на которого стремишься, не берет в долг». А Музоний, засмеявшись, ответил: «И не дает в рост». Ведь Рутилий, сам давая в рост, упрекал его за то, что он делал долги. 2. О безумная спесь стоиков! Зачем это тебе нужно приводить в пример Зевса Сотера! Здесь следует упомянуть то, что находится перед глазами. Ласточки не берут в долг, не берут в долг муравьи[388], которым природа не дала ни рук, ни дара речи, ни умения трудиться. Люди же, наделенные разумом, кормят за их сметливость коней и собак, куропаток, зайцев и галок. 3. Что же ты счел себя более неприспособленным, чем галка, и более безгласным, чем куропатка[389], наконец, более жалким, чем собака, и думаешь, что не получишь от человека никакой помощи за то, что ты ему служишь, его развлекаешь, сторожишь и защищаешь? 4. Разве ты не видишь, как много тебе дают земля и море?

Видел я там и Микилла, —

говорит Кратет[390], –

Шерсть он чесал, а жена чесать ему помогала,
Ибо спасались они от голода в бедности страшной[391]

.

5. Царь Антигон[392], увидев в Афинах Клеанта[393], которого долгое время не встречал, спросил у него: «Ты все еще мелешь, Клеант?» – «Буду молоть и буду делать это, чтобы не расстаться с Зеноном и с философией», – ответил он. 6. Такова мысль мужа, который рядом с мельницей и лоханью рукой, пекшей хлеб и моловшей, писал о богах, о луне, о солнце и звездах[394]. 7. А нам такие дела кажутся рабскими[395]! И вот именно поэтому нам приходится брать в долг, льстить людям рабского происхождения, угождать им, давать обеды, делать подарки и подношения – и все это, чтобы сохранить свободу! И не из-за бедности, ибо бедняку в долг никто не даст, а из-за чрезмерной расточительности. 8. Ведь если бы мы ограничились тем, что необходимо для жизни, то самого рода заимодавцев не было бы, как нету кентавров или горгон, потому что заимодавцев породила роскошь, не меньше чем мастеров по золоту и серебру и тех, кто приготовляет благовония и яркие краски. 9. Деньги-то мы берем в долг не на хлеб или на вино, а на землю, на рабов, на мулов, на триклинии, на общественные обеды, для того, чтобы неизвестно зачем устраивать городские праздники и с крайним честолюбием ублажать пустых и неблагодарных людей. 10. Тот, кто однажды запутается, навечно остается должником, несущим одного седока за другим, словно взнузданная лошадь. Отсюда нельзя бежать ни на какие поля или луга! И вот скитается должник подобно гонимым богам и упавшим с неба демонам у Эмпедокла:

Сила эфирная их низвергает до самого моря,
Море бросает на твердь, а земля к неустанному свету
Солнца, которое их отправляет в вихри эфира[396]

.

Один за другим преследуют его заимодавец за барышником, коринфянин, следом за ним патреец, а за ним афинянин, пока, пораженный со всех сторон, он сам не распадется на проценты и не рассыплется на мелочь. 11. Таким же точно образом как попавший в грязь, хотя ему нужно либо сразу выбраться оттуда, либо остаться там, не двигаясь, поворачивается и крутится мокрым и скользким телом, а поэтому набирает на себя еще больше мерзости, так и в переводах и обменах долгов те, которые берут еще больше и наращивают лихву на лихву, всегда увязают глубже. Они ничем не отличаются от больных разлитием желчи. 12. На лечение они не соглашаются, а извергнув из себя положенное, снова набирают еще больше желчи и таким образом вечно влачат свою жизнь. Так и эти очиститься не хотят, а в определенное время года всегда выплачивая проценты с болью и отчаяньем, как только образуются следующие, вновь испытывают приступы тошноты и страдают от головной боли; тогда как нужно, освободившись, стать чистыми и свободными.