Труп из Первой столицы

— А я б на вашем месте обижался! — весело перебил Поль. И тут же объяснил: — Как говорила умница Эльза, когда в первый день совместной поездки поддалась моим чарам и хорошенько напилась: «Дарить нужно то, что тебе действительно дорого. К тому же то, что подтвердит твою веру в одариваемого с одной стороны, и поможет ему стать еще лучше — с другой». Она тогда мне подарила в подтверждение не что-нибудь там, а свой любимый экземпляр «Капитала» Маркса — с пометками на полях, со следами слез на некоторых страницах, с потрепанной от долгих путешествий обложкой А тут: подумаешь, ананас… Да, за эту корзину пришлось выложить целое состояние и охмурить директора гостиничного ресторана, но ведь по сути — это пустота. Вот если бы она прислала вам в корзине книгу стихов, или свой роман, или…

— Постойте, — Ирина отчетливо ощутила, как в мозгу запульсировал сигнал тревоги, — мадам Триоле вам подарила свой «Капитал»?

— Ну почему же «свой», он Маркса, как известно, — принялся кривляться поэт, но понял, что отступать некуда, и заговорил заговорщическим шепотом: — Я из-за вас случайно проболтался! Да, она мне дарила эту книгу. Потом забыла, что немудрено. Сказать по правде, выпили немало… Я книгу потерял, и потому мне не с руки сейчас всем признаваться, что Маркс был у меня. Вы промолчите?

— Боюсь, что нет, — отрезала Ирина.

— Ох, как несправедливо. А на вид такая понимающая леди… Ладно, надеюсь, вы тоже все забудете случайно. Иначе меня ждет головомойка…

Казалось, он не слишком-то и переживал. Ну потерял подаренное. Ну не признался, когда начали искать… Ну подумаешь… То ли он действительно не знал, что книга была найдена в вещах покойной Милены, то ли был прекрасным актером и притворялся.

«Вот так номер! Конечно, этого не может быть, но все же, почему мы не проверили?» — подумала Ирина. И, скомканно распрощавшись, помчалась прочь из театра.

* * *

Света, Морской и Ирина столкнулись еще у входа в управление. Одновременно, хоть и с разных сторон, приближаясь к ступенькам подъезда, они друг другу явно обрадовались и заговорили в один голос:

— Есть новости! Прорыв! Все грустно, но понятно!

Чтобы не повторяться по нескольку раз, решили выложить свои догадки уже в кабинете у Коли и дружно бросились просить дежурного, чтобы набрал нужный номер.

Пока тот звонил Коле, докладывал, кто ожидает, и выписывал пропуска, пристально изучая документы, Морской чувствовал себя ужасно неуютно. Одно дело торчать тут на проходной под опекой балагурящего Николая, другое — под надзором хмурого дежурного, читающего твою фамилию три раза и всматривающегося в твое лицо, словно сообщая: «Я все про тебя знаю, сознавайся!» К тому же на первой же секунде ожидания мимо прошагал один из задерживавших позавчера Морского оперативников. Жертву свою, конечно, узнал, но не поздоровался, широко улыбаясь, кивнул дежурному, ушел в глубь коридора, насвистывая модную и, между прочим, полузапрещенную джазовую мелодию из только что вышедшей комедии «Веселые ребята». Морскому резко захотелось уйти, оставив все догадки при себе. Пусть даже человек сто раз виновен, гуманно ли отдавать его на растерзание в жернова машины, которую сам считаешь адской? С другой стороны, речь об убийстве. Оставшись безнаказанным, убийца может натворить еще немало бед. К тому же разоблачение виновника смерти Милены должно было снять необоснованные обвинения с Ирины…

— Не переживайте! — прошептала в этот момент бывшая жена, многозначительно сверкнув глазами. — Моя новость, хоть и ужасна, но, по крайней мере, снимает с вас все подозрения. Я вас, считайте, что уже спасла…

«Опять все вспять!» — вспыхнул Морской и даже вслух сказал то, что и думал:

— На самом деле это вы нуждаетесь в спасении!

Еще миг, и бывшие супруги начали бы громко спорить о том, кто кому больше помогает — именно этому спору, вместо того, чтобы красиво попрощаться перед неизбежным арестом, они посвятили прошедшую ночь, — но тут в учреждение вошел их давний знакомый и нынешний начальник Коли — Игнат Павлович. Морской притих, вспомнив, что Горленко запрещали привлекать к делу заинтересованных лиц. Вжавшись в стену, он постарался слиться с ней, но товарищ Ткаченко был зорок и приветлив. Широким шагом подошел к ожидающей пропусков троице, кивнул дамам, протянул руку Морскому, улыбнулся и ошарашил заданным вместо ожидаемого строго: «Что вы тут делаете?» добродушным:

— Хотите леденцов? — Он вынул из кармана форменных брюк круглую жестяную коробку с монпансье и протянул сначала дамам, а потом Морскому. — Врачи, собаки, запретили мне курить. Вот, вместо табака употребляю. Говорят, отличные конфеты для борющихся с зависимостью.

«Еще одна улика!» — констатировал Морской, припомнив, что на столе в кабинете Луи Арагона среди табачных пачек лежала также точно такая же жестянка с леденцами.