Труп из Первой столицы

Круглый стол был избавлен от скатерти и выставлен в гостиной. Яркий свет стоящий под ним настольной лампы острыми лучами сочился из щелей между досками, искажая лица присутствующих странными полосами. Тусклый светильник, брошенный в углу комнаты, не столько освещал, сколько окрашивал пространство в зеленоватый цвет. Пахло благовониями, которые мадам Бувье наскоро соорудила из собранных за ближайшим оврагом трав, и алкоголем, который источал никем не останавливаемый сегодня пьющий с самого утра Поль. Поэт был пьян настолько, что стол, кажется, вращался перед его глазами и без всяких трюков спиритизма. Рядом с завороженно пялящимся на стол Полем скептически кривился Гавриловский. Взволнованная Эльза льнула к мужу, тихонько нашептывая ему что-то про происходящее. Напротив Арагонов, явно чувствуя себя неловко на выпрошенных у соседей тяжелых деревянных стульях с высокими спинками, старались демонстрировать серьезный настрой Света и Коля. Ирина и Морской сидели порознь, как чужие. Он — рядом с открывающей сеанс напыщенной мадам Бувье. Она — поближе к Полю, чтобы «лучше видеть его реакции».

— О духи! Придите просветить нас! — распиналась мадам Бувье. — Обычно вы являетесь туда, где воздух свеж, на сотни миль вокруг, где атмосфера и человеческий магнетизм совершенно чисты и где никогда не проливают кровь животных…

— Не напоминайте им эти правила, так к нам никто не придет! — пьяно закапризничал Поль.

— Но сегодня, — не обращая на него внимания, продолжила поэтка, — мы просим сделать исключение. Явись к нам, дух Города! Стань проводником между нами и душами умерших, к которым у нас есть вопросы.

Присутствующие взялись за руки и по команде принялись глубоко дышать.

— Он здесь! Он здесь! Дух Города, я чую! — простонала мадам Бувье и бессильно уронила голову на грудь. Через миг она приблизила голову к освещенной полосе и подняла лицо на зрителей. Лик ее был и смешон, и страшен одновременно. — Что надо? — прохрипела Бувье, гневно раздувая ноздри и выкатив глаза. — Хотите задавать вопросы душам? Тогда сперва ответьте на мои. Но это будут сложные задания…

— Ух ты! — Полю происходящее явно казалось очень забавным. — Здорово придумано!

— Я тоже в восхищении, — учтиво поклонился Морской. — Готов ответить на вопросы духа Города с великим удовольствием.

Поэтка захохотала невесть откуда взявшимся басом, а потом внезапно высоким молодым голосом пропела первую строчку Интернационала.

— Какое здание Харькова я вам сейчас описала? Эээ… описал…

— По городской легенде в разновеликих очертаниях корпусов Госпрома запечатлены первые ноты Интернационала. Вы об этом? — улыбнулся Морской. — Если да, то вы, как дух Города, должны бы знать, что все это придумки.

— Первую загадку вы разрешили, — зааплодировала мадам Бувье. — Осталось еще две! Кто из прославивших наш город, чтобы вырваться из черты оседлости, смог переехать в Харьков, только выдавая себя за ученика переплетчика?

Морской растерянно пожал плечами.

— Проще простого! — радостно выпалил Поль. — Это композитор Дунаевский!

Ирина многозначительно подмигнула Морскому. Первая ловушка сработала. Поль косвенно подтвердил, что он тесно общался с художником Семенко накануне убийства.

— Вот третий раунд! — продолжала Бувье. — Кто сказал про город: «Где вороны вились, над падалью каркав/ в полотна железных дорог забинтованный/ столицей гудит украинский Харьков, / живой, трудовой, железобетонный..»?

— Маяковский! Это Маяковский! — закричал довольный своей эрудицией Поль. — Именно его дух мы и хотим вызвать для разрешения нашего пари. Я угадал, значит, я и буду медиумом.

— Хорошо! — одобрила мадам Бувье и притворилась, будто дух Города покинул ее тело. — Что происходит? Что тут было? Я не помню.

— Все идет по плану, — твердо заверил Морской и очень постарался не рассмеяться, произнося необходимое: — Дух Города согласился призвать нам душу Маяковского.

Все снова взялись за руки, громко задышали, зашептали по команде Поля призывное: — Маяковский!

— Я чувствую его! — зашептал Поль, который, похоже, тоже хорошо подготовился к мероприятию. — Он готов. Говорит задать вопрос и дать ему возможность написать ответ… Сейчас-сейчас! — Поль выудил из закромов мятой кофты карандаш и альбомный лист: — Наш вопрос! Скажи нам, мог ли сам ты застрелиться, или все это было подстроено? — Поэт демонстративно поднял лист вверх, показал присутствующим обе его стороны и вдруг сполз под стол. Неловко провозившись там секунду, он вынырнул обратно. На листе — то ли вареньем, то ли аджикой — было выведено: «Меня убили!» Из-под кофты поэта выглядывал намеренно никем не замечаемый уголок подмененного листа.

— Вот видите! — все тем же торжественным шепотом начал Поль. — Он кровью написал! Я выиграл пари, я говорил ведь!

В этот момент стол мелко затрясся. Морской, незаметно шатающий ногой подложенную под ковер доску, тянущуюся от стола к серванту, и сам удивился произведенному эффекту. Присутствующие хором вскрикнули, полоски света запрыгали по стенам, чашки на полках застучали, словно чьи-то зубы от страха.