Труп из Первой столицы

— Ты лжешь, мошенник! — не своим голосом прогремел вдруг вытянувшийся во весь рост Николай. Он поднял кажущиеся при таком освещении громадными ручищи над головой и между ними вспыхнула светящаяся линия. Глаза у Коли при этом были закрыты, губы опущены за ворот гимнастерки, и на какой-то миг даже Морскому показалось, что голос раздается из дрожащей и переливающейся полоски света между ладонями Николая. Даже те из участников сеанса, кто точно знал, что Коля держит шифон, пропитанный светящимися красками, на миг испытал ужас, подпитываемый также явственно видным сейчас сходством Николая с покойным поэтом. Что уж говорить об остальных. Вспомнив о своей роли, вскрикнула Света. Поль побледнел и взобрался на стул с ногами.

— Не тебе ли, — грозно обернувшись к нему, прогромыхал Николай, — я говорил в кофейне на Монмарте, что быть поэтом можешь, только если готов с достоинством вынести все невзгоды этого ремесла, готов работать долгие годы, готов заболеть в поисках новой рифмы или поэтического образа?

— Откуда вы… — обиженно сжался Поль, — …откуда вы знаете?

— Тебе! — как и положено по сценарию, продолжал Николай. — А ты зовешь себя поэтом, при этом пьешь не просыхая и не работаешь, словно буржуйская пиявка! Но я здесь не за этим обвинением. Есть кое-кто, кто тоже хочет с вами поговорить. Настал ее черед!

Свет в руках Николая погас, но все взгляды были прикованы уже не к нему, а к Ирине. Зная все о ее мастерстве, Морской все равно ахнул. Словно выталкиваемая таинственной силой, она взлетела вертикально вверх над столом, скинула юбку, оставшись в панталонах, и, приземлившись в самый центр, принялась крутиться. Не по-балетному, а странно искривившись. Низ ее пуанты был нарочно затемнен черной краской, поэтому непосвященным казалось, что балерина не касается столешницы. Морской не заметил, когда она успела распылить пудру и распустить волосы, не уследил, когда сняла с виска наклейку, под которой была нарисована очень правдоподобная рана от пули… Тяжело дыша и хлюпая пеной, образовавшейся в уголке рта, Ирина подняла безумные глаза к потолку и заговорила:

— Тот выстрел, что убил меня, был выстрелом предателя. Один из вас — убийца! Я — Милена.

— Не может быть! — ахнула Эльза, кажется, даже немного переигрывая и повернулась к мужу. — Ты тоже это слышишь?

Мрачный Арагон напряженно кивнул, не различая слов, но явно зная смысл.

— Но явилась вовсе не для того, чтобы его разоблачить, — продолжила Ирина. — Мне не дает покоя неизвестность. За что, любимый, ты меня убил? — обращалась она как бы к потолку, но лицом была повернута к той стороне стола, где сидел побледневший и словно окаменевший Поль Шанье. — Нам было хорошо вдвоем, не так ли? Ты сам признался, что никого еще так не любил. Что мои кудри — словно волны океана, что мои руки — словно колыбель. И вдруг — убил. За что? Приревновав к желанию встретиться с моей первой любовью? Иль потому, что я должна была уехать? Но разве за такое убивают? Я верила тебе, а ты стрелял…

— Какое зверство, — как и было запланировано, страх не ввел Эльзу Юрьевну в ступор, а, напротив, сделал более разговорчивой. — Кто же этот негодяй?

— Он! — Ирина подняла палец вверх, словно собираясь показать на убийцу и замерла. Ничего не происходило. Поняв, что убийца ничего пока не собирается предпринимать, Ирина перешла к запасному плану. — Я имя назову его чуть позже. Мне важно лишь услышать извинения и объяснения, почему так сталось. Я беззащитна перед целым миром была, а перед ним особенно открылась, а он — убил. Хоть я его любила. Кольцо! — Ирина быстрым движением достала откуда-то кольцо Милены, подаренное сотруднице бюро, и выставила ладонь с ним на свет. — Любимый, ты подарил мне это кольцо в знак любви. И я его хранила прямо у сердца. Его нашли на мне. Уже убитой… — Последние слова были импровизацией, причем, кажется, весьма удачной. Поль поменялся в лице и смотрел на кольцо с неподдельным ужасом. — Скажи сейчас, зачем ты сделал выстрел? — продолжала давить Ирина. — У нас не будет больше шанса объясниться. Сейчас я назову им твое имя и навсегда исчезну. Не будь, прошу, не будь таким жестоким, моя душа страдает от незнания! — Тут Ирина снова подскочила и словно бы зависла в воздухе. — Я испаряюсь! Это твой последний шанс не навлекать на себя более гнев духов! И дать покой мне!

Поль не двигался, глядя во все глаза на медленно сжимающуюся в комок Ирину.

— Бедняжка! — всхлипнула Эльза. — Кто же застрелил вас? Говорите!

Ирина подняла голову, набрала полные легкие воздуха, и тут представление прервалось грозным, нечеловеческим рыком. Не ожидавший подобной мощи от Поля, Морской обернулся к поэту в крайнем изумлении. Но тот и сам был поражен. Из-за спинки стула к центру стола метнулась высокая фигура в светлом пиджаке.

— По-мо-гите! — простонала мадам Бувье, хотя ей как раз ничего не угрожало.