Труп из Первой столицы

— Спасибо за помощь, — походя всхлипнула мадам-поэтка. Глаза у нее были, как говорится, «на мокром месте». Считалось, будто из-за пришедшего, наконец, осознания смерти Милены и трагического объяснения Гавриловского, но знающие люди полагали, что Ирина успела переброситься с бабушкой парой слов наедине и посвятила ее в свои дальнейшие планы. Вернее, в отсутствие тех планов, что у нее были раньше.

— Вас, Анита, между прочим, эти дни тоже весьма переменили, — заметила Эльза Юрьевна. — Наводите порядок? Принимаете помощь посторонних… Я словно в очень милом Зазеркалье…

— Порядок — это для страховки. Не хочу, чтобы из-за чьих-то несобранных вещей мы опоздали на поезд. А помощь от посторонних — это не про меня, нет! Просто Ирочка — не посторонняя. Она так похожа на мое милое погибшее дитя. Жаль, что я так поздно разглядела… — Мадам Бувье снова всхлипнула. — Я так виновата…

Ирина подняла на нее полный признательности взгляд. Морской с ужасом покосился на телефонный аппарат.

— Милое дитя — это Милена. Вы же так и подумали? — насмешливо сверкнула глазами, мгновенно успокоившаяся мадам Бувье и твердо взяла Ирину за локоть. — Кстати, милочка, раз уж мы с вами так подружились, но расстаемся, я должна показать вам несколько семейных портретов. Да, вожу их с собой на случай, если с кем-нибудь вдруг сойдусь характерами. Я такая странная, вы не находите?

Поэтка утащила внучку в свою комнату, Эльза, выразительно покрутив пальцем у виска, отправилась «пошептаться с Арагошей», а пришедшие попрощаться гости, чтобы не топтаться нелепо в коридоре, отправились на балкон.

— Хотел рассказать им про наследство, но говорить-то некому, — заворчал Коля. — Никто меня и слушать не хочет. Думал, порадую иностранных гостей перед отъездом. Я специально узнал: те деньги, что мы у покойной обнаружили, вовсе не реквизируются в пользу государства, а передаются в установленном порядке наследникам. Часть, по крайней мере. Милена Иссен хотела решить материальные затруднения сестры, и она их решит…

— Справедливо, — одобрил Морской, вынимая из нагрудного кармана потертый никелевый портсигар с надписью СССР и пятиконечной звездой. Коля одобряюще усмехнулся.

— Товарищ Морской! — недоуменно молчавшая все это время Света решилась, наконец, спросить напрямую. — Объясните мне, какая муха опять укусила Ирину? Что значит «надеюсь, вы три года теперь про меня ничего не услышите». Между собой у вас такие разговоры приняты, я знаю, но мы-то тут при чем?

— Да! Я бы тоже хотел знать, — поддержал жену Коля.

— Вы действительно не понимаете? — изумился Морской. — Что ж, поясню. Вы, Коленька, имели неосторожность сказать, что о том, кто кому посторонний, органы судят не по загсовым регистрационным записям, а по частоте общения. Помните? — Коля не помнил, и Морскому пришлось процитировать: — «Одно дело, вы три года друг про друга знать ничего не знаете — тогда, может, и чужие люди. А так»…

— То есть она… — ахнула Света.

— Именно, — окончательно сформулировал Морской. — Чтобы не навлечь на нас неприятности, она вознамерилась стать чужой. Выждет время и снова попытается пробраться к матери. Вы же знаете Ирину, она никогда не сдается. — Он краем глаза отметил, как помрачнели лица друзей, подумал, что действительно есть отчего волноваться, добром Иринины игры наверняка не кончатся… А вслух, чтобы подбодрить всех и в том числе себя, сказал как можно безразличней: — Наверное, к лучшему, что все это будет происходить уже вне нашего поля зрения.

* * *

— Оба ехать будете? — уточнила молоденькая проводница, ожидая билеты и удостоверения.

— Ни в коем случае! — хором выпалили Ирина и Морской.

Проводница прыснула в кулачок, но взяла себя в руки и со строгим видом уткнулась в бумаги.

— Сейчас я скажу «спасибо за все», потом «прощайте» и убегу, чтобы вы не видели моих слез, — не поднимая глаз, прошептала Ирина.

Морской не удержался:

— В прошлый раз, когда вы говорили эти слова, я через час обнаружил вас в своей постели…

И началось!

— Могли бы хоть сейчас не тешить свое самолюбие! Акцент на подобных воспоминаниях не делает вам чести! — Ирина вспыхнула, забыв о всей серьезности момента. — Тогда я не знала, что нам нельзя видеться. К тому же, мы оставались в одном городе. Мне было одиноко… И… Какая вообще разница?

Морской тихонько рассмеялся, обеими руками взяв Ирину за плечи, развернул и подтолкнул к вагону. Не переставая сокрушаться, она послушно взлетела по ступенькам, развернулась и замерла. Он понял вдруг, что годы, прошедшие с первой встречи, совсем ее не изменили. Ирина по-прежнему была прекрасна, беззащитна и… непоправимо одинока.

— Храни вас судьба! — крикнул он вслед, когда поезд уже начал набирать скорость.