Труп из Первой столицы

Текст своего отчета Коля к тому времени знал уже наизусть. Всю ночь, ни с кем не советуясь, не отвечая на расспросы и, рискуя снова рассориться со Светой, он ходил по комнате, обдумывая нужные слова. Дел такого рода за время Колиной службы еще не попадалось, но посоветоваться было не с кем. Что скажет жена, он знал и так. А больше доверять было некому. Не с Морским же обсуждать его драгоценную персону?

«Андрей Маркович Гавриловский — любимый и единственный сын адвоката и купчихи, бежавших из России от Великой Октябрьской революции и ненавидящих нашу страну, — нарочно казенными и высокопарными фразами начал отчет Николай. — Такое отношение видно из опубликованных в эмигрантской прессе статей Гавриловского-старшего. Судя по откровенным признаниям в последней беседе, сын тоже унаследовал семейные заблуждения. Однако, в знак своей дружбы с Луи Арагоном и из-за хорошего гонорара, Гавриловский-младший согласился принять участие в поездке и отправился в СССР. В первый же день он обратил внимание на Милену Иссен, которая была довольно привлекательной женщиной, однако придерживалась прямо противоположных взглядов на свою когда-то по ошибке покинутую Родину. Во время поездки у Милены и Гавриловского завязались близкие отношения личного и интимного характера», — последним оборотом Коля особенно гордился, считая, что, прочтя такое, никто не усомнится в искренности и полнейшей глупости автора текста. — «Для Гавриловского это было серьезное чувство, для товарища Иссен — мимолетное увлечение, ничуть не меняющее ее дальнейшие планы. А в планах у гражданки Иссен был побег от кабалы капитализма и жизнь в СССР. Причем, с мужчиной, в которого она была влюблена в юности и которого собиралась сейчас разыскать — она узнала, что он живет в Киеве и планировала уговорить его бросить семью и уехать на Урал. Там проживала сестра Милены, давно уехавшая из Харькова. Планам гражданки Иссен мешало только одно — неусыпный контроль со стороны правоохранительных органов, под которым она никак не могла бросить делегацию, сбежать и раствориться среди советских граждан. Тогда гражданка Иссен задумала выехать из Харькова по документам Ирины Онуфриевой, нечаянное свое сходство с которой обнаружила, посетив выступление нашей балетной труппы».

— Тут обязательно впиши, что, кроме Гавриловского, гражданка Иссен в свои планы никого не посвящала и на потенциальную беглянку ничем не походила, — прервал следящий за текстом все это время через плечо Коли Игнат Павлович. Коля кивнул и добавил:

— Напишу также, что Гавриловскому она все рассказала в последний вечер, во время прощальной беседы перед поездкой. Разговор происходил во время прогулки, и мы никак не могли узнать о нем.

— Нет, ну прям так явно оправдываться не надо, — нахмурился шеф.

— А про ход расследования писать? — Коля решил задобрить шефа перед опасным моментом. — Про то, как вы гениально нас выручили? Ну, мол, в первые дни расследования мы вообще подозревали поэта Поля Шанье — ведь это он брал книгу Маркса у Эльзы Триоле, и он хозяин кольца, и он был среди тех, кто пил с декоратором Семенко. Кто ж знал, что Гавриловский тоже очень даже подходит под каждый из этих пунктов. Если бы вы не снабдили нас техническими приспособлениями для трюков на сеансе спиритизма, настоящий преступник, может, не вышел бы из себя и не раскрылся бы, да прямиком под запись…

— Ай, — отмахнулся Игнат Павлович, — не морочь мне голову. Заслуги техников не так уж велики… Пиши, как знаешь…