С отчетом к Морскому и Коле Света шла уже затемно. Турчанка — так называли турбину городской электростанции, купленной в Турции, — в последние годы сбоила, и электричество бывало не всегда, поэтому за окнами во всем районе плясали язычки свечей или подрагивал свет керосинки.
— На Пушкинской фонари всегда в порядке, — сказал дед Хаим. — До нее и проведу. Ну и что, что далеко. Одну не пущу, и не проси даже. Район у нас нынче неспокойный. Урки со всего города толкутся, кто под мостом, кто во дворе клюба.
Слово «клуб» Хаим произносил на украинский манер через «ю», хотя вообще-то знаменитый Дом культуры совторгслужащих им. Антошкина так уже не называли. Учреждение это Света прекрасно знала со времен, когда только переехала в Харьков и жила неподалеку от здешних мест. Заслышав в выходные или праздничные дни усиленный рупором голос директора клуба: «Сегодня на вылазку за город! Шамовку брать с собой!», Света даже несколько раз собиралась поехать с районом на вылазку, но все руки не доходили, да и с шамовкой — Света недавно с удивлением выяснила, что так почему-то называют еду, — было туговато. Сложно было представить, что это милое здание с медным шпилем на круглой четырехэтажной башне теперь могло превратиться в пристанище для преступников.
— Поверить, может, и трудно, — неохотно поддерживал разговор дед Хаим, — но проверять не станем. Хватит того, что в прошлую пятницу у меня тут раклы бутылку масла из рук вырвали. Соседи меня чуть со свету не сжили, мы вскладчину с ними это масло обычно добываем. Еще и тару жалко…
— Раклы! — засмеялась Света, передразнивая. — Я раньше все удивлялась, почему хулиганов в Харькове раклами зовут, а потом узнала. Это в честь учеников бурсы Святого Ираклия. Они с голодухи и из озорства совершали налеты на прилавки базарных торговок, а те прятали товар и кричали друг другу: «Раклы идут!»…
— Глупости какие, — перебил Хаим почему-то с очень веселой интонацией. — Никакой бурсы Святого Ираклия в Харькове не существовало. Наш Вульф, ну, в смысле ваш товарищ Владимир Морской, так любит городские легенды, что верит всему, что красиво сказывается…
— Вовсе нет, — растерялась Света. — Нам про раклов в институте рассказывали. А наш институт как раз в том здании, где бурса Святого Ираклия была. Ну, или не Ираклия. Товарищ Морской мне, между прочим, так и сказал, что точное происхождение слова «раклы» не установлено. Но мне больше нравится верить в легенду…
На подходе к Пушкинской Света вдруг поняла, что поступает не по-товарищески. Сама как кисейная барышня на освещенную улицу приведена и в трамвай посажена, а беззащитному старику из-за нее теперь придется через опасную темень домой идти.
— Поедемте вместе со мной к Морскому, Хаим Исаакович? Нас там и Коля тоже ждет. Расскажете историю про Леночку Иссенберг сами. Так ценнее будет. И домой вас потом ребята отведут…
— Не люблю спорить, — вздохнул дед Хаим.
— Вот и не спорьте! — строго, как учила Эльза Юрьевна, посмотрела в глаза старику Света. Хаим Исаакович покорно кивнул и галантно указал ей рукой на любезно распахнувшиеся двери очень кстати подъехавшего трамвая. Мол, «только после вас!».
С победной улыбкой Света взошла на подножку, двери закрылись, дед Хаим остался на Пушкинской и, все так же галантно, махал вслед трамваю.
— Так и знала, что метод Триоле — сплошная фикция, — обиженно хмыкнула Света. Впрочем, сейчас надлежало думать совсем не об этом. Чтобы внятно и быстро рассказать Коле и Морскому узнанную от деда Хаима историю, неплохо было бы сначала еще раз прокрутить ее в голове.