Трусливый ястреб

После душа мы бродили возле палаток, обсыхая под солнцем и одеваясь. Я ненадолго уселся на солнышке голышом. Горячая вода расслабила мышцы. Солнце наполняло энергией мое тело. Я был полностью расслаблен и лениво наблюдал за двумя парнями из другой роты, которые шли мимо душевой палатки в сотне футов от меня, как вдруг они исчезли за разлетевшейся от взрыва землей.

Вскочив, я машинально огляделся по сторонам. Кто? Как? Нас атакуют? Мое горло сжал страх.

Но это были не вьетконговцы. И не минометное попадание. Ничего подобного. Просто два чистых, отмывшихся солдата сделали свое последнее открытие: мины не умирают. По крайней мере, в течение одиннадцати лет уж точно. Французы успели плотно заминировать аэродром перед тем, как их выкинули из Ан Кхе в 1954-м.

Душевую зону закрыли на несколько дней, пока ребята из подрывного отряда выжигали сорняки с травой огнеметами и зачищали участок при помощи миноискателей. Когда все мины были найдены и взорваны, душевую станцию снова открыли.

Вылеты в Долину Счастья стали рутинным делом. Легче от этого не стало никому, разве что нескольким американцам, погибшим в первые две недели. Или, по некоторым данным, трем сотням вьетконговцев. Им стало гораздо легче. Для нас, оставшихся в живых, результатом ежедневной мясорубки были усталость и раздражительность.

Вендалл утверждал, что вьетконговцы из кожи вон лезли, чтобы разузнать про действия Кавалерии. Наверное, он был прав. Создавалось ощущение, что у них все под контролем. Мы хотели, чтобы они сражались в открытую, но у них были другие планы – это очень расстраивало Первый отряд.

Демонстрируя свою власть в долине, вьетконговцы не только угадывали очередную зону высадки, но и дожидались, пока мы не окажемся в самой середине процесса эвакуации пехоты, чтобы открыть стрельбу. Не говоря уже о снайперах, прячущихся в каждой тени.

Я вовсю практиковался и отлично освоил как полеты на малой высоте, так и строевое движение. Проделывая одно и то же раз за разом, я научился сохранять дееспособность, даже когда мне хотелось наложить в штаны от страха. Я стал мастером, отморозком или тупицей. Я усвоил, что человек может привыкнуть к работе и оставаться сосредоточенным на ней, не обращая внимания на вопиющие детали.

Несмотря на то что я летал с несколькими разными пилотами во время обучения на командира экипажа, большую часть времени я летал с Лизом. Он научил меня многим вещам, которые не раз спасали мою жизнь.

Мы летели в Долину Счастья, чтобы эвакуировать часть пехоты, которую высадили там днем ранее. Мы слышали, что идущие впереди машины доложили о попаданиях, хотя зона, в которую мы летели, считалась безопасной. Лиз предостерег пулеметчиков.

– Скажи, если увидишь цель, – приказал он мне.

К этому времени я научился управлять легко и на автомате.

Наш отряд из шестнадцати вертолетов шел последним, поэтому все пехотинцы высыпали из-за деревьев и рассредоточились по машинам, группами по восемь человек. Предельная загрузка на сегодня. (Грузоподъемность машин зависела от плотности воздуха, которая, в свою очередь, зависела от температуры, влажности и высоты. Чем выше или жарче, тем меньше плотность воздуха и тем меньше загрузка. Грузоподъемность рассчитывалась ежедневно.) И тут началась полная ерунда. Когда все взяли по восемь ворчунов на борт, снаружи осталось четыре солдата, которые метались между вертолетами. Лиз увидел это и без раздумий окликнул их, приказывая бежать к нам. Окончательно запутавшись, солдаты начали подбегать к другим вертолетам, откуда их гнали к нашей машине. Все нервничали. Четыре ворчуна не хотели оставаться на земле. Ричер выпрыгнул из грузового отсека и замахал рукой. В конце концов, они увидели его и ринулись к нам. Я не мог понять, на что рассчитывает Лиз. У нас уже было восемь пехотинцев на борту. Однажды я летал в похожих условиях, и мы чуть было не снесли все деревья. С двенадцатью нам не взлететь. Точность, удача, опыт – ничто из этого не поможет нам оторваться от земли с двенадцатью ворчунами на борту.