Царь

И вот Иоанн в декабре 1569 года, в самую стужу, несмотря на голод и мор, которые косой смерти косят народ по всему Московскому царству и которые в равной мере угрожают и его войску, и ему самому, взяв с собой старшего сына, которого он приучает к управлению государством да и страшится одного оставить в неспокойной Москве, в сопровождении опричных воевод и советников, под охраной опричных отрядов, внезапно отправляется в Великий Новгород на дознание, причём впервые за несколько лет отстраняет от похода Алексея Басманова, лучшего из своих военных руководителей, оставляет не для того, чтобы, как водится, ведать Москву или Александрову слободу, а потому, что уже и на Алексея Басманова пала мрачная тень подозрения в неверности, возможно, в измене. В сущности, на этот раз ему некого оставить вместо себя. Среди его верных людей не стало конюшего Фёдорова, арестован Данилов, он имеет достаточно оснований не доверять ни Бельскому, ни Мстиславскому, ни Шереметеву, запятнавшим себя, ни Воротынскому, которому в феврале на всякий случай переменил близкий к украйнам удел с Одоевом, Чернью и Новосилем на Стародуб Ряполовский и несколько больших сёл на берегах Волги, отныне не может доверять Алексею Басманову, да ещё пока неизвестно ему, что Афанасий Вяземский направил гонца к архиепископу Пимену, предупреждая о продолжении розыска и о том, что под охраной в обозе следуют на очную ставку и Сабуров, и Данилов, и Юрьев, и схваченные подле рубежа пушкари, чтобы Пимен успел изготовиться и замести все следы, в первую очередь, разумеется, те, которые оставлены самим Афанасием Вяземским.

Накануне похода Иоанн беседует с митрополитом Кириллом, осторожно посвящает его в свои подозрения, получает, как водится, благословение архипастыря, однако колеблется, поручить ли царство ему, как в былые, благословенные годы поручал его митрополиту Макарию, и только в пути решается наконец обратиться к нему со своим царским посланием, в котором просит главу православия, чтобы он «бояр и всяких людей о службе безо всякие хитрости утверждал по-прежнему», и митрополит Кирилл, оставшийся верным ему в такие сложные, такие опасные времена, спешит заверить царя и великого князя, что и он сам, и весь освящённый собор «бояр и всяких чинов людей утверждал, чтоб ему, государю, служили безо всякие хитрости».