Царь Димитрий. Загадки и тайны Смутного времени

– А коли допрос учинят служилые, куда путь держим, что ответствовать нам, князь Василий? – спросил Отрепьев.

– Ответствуйте, де идёте вы поклониться святой Киевской Лавре и гробам святых Печерских старцев. Иного же ничего не сказывайте.

– А кто таков Варлаам Яцкой, батюшка-князь, – поинтересовался Повадин.

– Варлаам Яцкой – чернец свято-Пафнутьевой Боровской обители. Энтот уже прошёл через литовский рубеж вашим путем через Монастырёво село и в Киевской Лавре в молитве пребывает, – отвечал Рубец Масальский.

Наставив иноков, князь-воевода приставил к ним в сопровождение двух городовых казаков и велел казакам провести путников до села Монастырёва, что располагалось на самом рубеже. Иноки тронулись рано утром и к вечеру были уже в Монастырёве.

У села, где располагался порубежный стан, их встретил дворянский голова Семён Олферьев. Он пригласил путников к себе, дабы отдохнули с дороги. Требовалось обсудить с ними, как идти ночью через рубеж. Иноку Леониду сразу показался знакомым этот Олферьев. Казаки повели своих лошадей на конюшню. А иноки привязали коней у коновязи, и зашли в становую избу. Заходя снимали клобуки и крестились на образа. Тут-то Леонид и спросил:

– Где-то яз видел тебя ране, служилый?

Сняв тёплую овчинную папаху, поклонившись Леониду в пояс, перекрестившись на иконы и улыбаясь, словно родному Семён Олферьев отвечал:

– Из дворян московских аз – Сёмка Олферьев Романов сын. Видал ты меня, слуга Христов и государь мой, и аз тебя видал не един раз. Толико ты тогда ещё совсем млад был. Не раз бывал аз во Угличе, потому как шурин твому дяде Феодору Нагому. Женат-то Феодор на моей сестрице Ксении.

– Боже ты мой! Как же давно всё это было. Словно во сне, – прошептал изумлённый Леонид. – А было ли оно?

– Было, государь мой! И на пиру во Угличе сиживать приходилось и подарками табя и сродников одаривать, да и самим подарки принимать, – вновь кланяясь, с улыбкой лепетал дворянский голова.

– За какие же делы, служилый, упекли тя сюды на самый дальний литовский рубеж? – поинтересовался Отрепьев.

– Да аз с Богданом Бельским в Царёве-Борисове станом стоял. Посланы были мы супротив крымских ратных людей. Да всё поначалу было у нас добро слажено. Но след опала постигла князя Бельского от царя Бориса. И многие сотни служилых людей – дворян и детей боярских под ту ж опалу угодили. Вот меня грешного и услали сюды. А семья то моя – жена с детишками в Чернигове. Да и на том, слава тебе Господи, – отвечал Олферьев, крестясь.

– Эх, Семён Романович, погодь. Сквитаемся мы ишо с Годуновым. Вся недолга, – зло процедил сквозь зубы Отрепьев.

– Нам бы, Семён Романович, сбитню горячего испить, аль медовушки перед дорогой. Угостишь ли? – попросил Олферьева Мисаил.

Голова позвал слугу и приказал принести крынку медовухи, чаши и тёплый каравай из печи.

– Да ишо порасскажи нам, Семён, где и когда лутче рубеж пройти? – попросил Отрепьев.

– Думаю лутче вам не сей же час ехати, а пождати, да пред рассветом трогаться, – посоветовал Олферьев.

– Добро, пождём, – молвил Отрепьев и взглянул на своих спутников.

Те молча согласно склонили головы. Тем временем слуга принёс медовуху, чаши, хлеб и поставил самовар. Собеседники разлили хмельное по чашам, преломили каравай. Повадин прочёл молитву, и все выпили.

– Пожди чуток. Прикажу сей же час кóней ваших на конюшню свести, да расседлать. Пусть отдохнут. А как светать начнёть, заседлают и езжайте с Богом, – молвил голова, утёр усы, и велел слуге отвести коней на конюшню.

– Тронемся, мóлодцы мои, на день (на юг) от села часа через четыре. За селом речушка, вскрылась уже. Да она и в мороз не всегда встаёт. Там от неглубóко. Кóням по бабки будеть. Речушка та и есть рубеж с Литвой, – продолжал дворянский голова.

– Брат Мисаил, наливай ишо по чашам, пока не приспел час ехати, – с хитрой ухмылкой предложил Отрепьев.

Повадин с улыбкой вновь разлил медовуху по чашам…

Спустя три часа, не доезжая саженей пятидесяти до речки, Олферьев распрощался с иноками и перекрестил их в дорогу.

* * *

До городка Остер по ту сторону рубежа путники добрались уже к следующему вечеру. Трое верховых иноков не вызывали ни у кого из местных каких-либо подозрений и вопросов. Так к исходу третьего дня после перехода через рубеж путники спокойно достигли левого низменного берега Днепра напротив Киевских высот.

Вечерело. Перед иноками лежал покрытый бело-серым льдом, величественный и широкий Днепр-Словутич. На противоположном высокогорном берегу его в лучах закатного солнца раскинулся большой и красивый город, блещущий куполами древних храмов. В бликах закатного мартовского солнца было видно, что у берегов реки лёд значительно подтаял, и там образовались проталины и полыньи. Но на средине реки лёд был ещё бел и крепок. Снег на крутых склонах уже сошёл. Лишь кое-где в ложбинах светлели старые снежные намёты.

– Ну что братия, помолимся, да с помощью Божией потягнём верхи чрез реку, – молвил Отрепьев.

– Справимся ль, не потопит нас река? – засомневался Повадин.