Царь Ирод

Разумеется, все было «почти так», а значит, совсем не так. В силу психических нарушений Ирод не мог забыть и простить Гиркану ни унизительного вызова на суд, ни участия в заговоре против себя, отца и брата. Более того, в силу особенностей того же параноидального синдрома с годами Ирод должен был укрепиться в мысли, что Гиркан только и думает, как погубить его, Ирода.

Ирод был убежден, что стареющий и оказавшийся не у дел царь опасен хотя бы потому, что имел реальные права на престол и мог в любой момент заявить об этом. Что, в свою очередь, могло привести к потере Иродом с таким трудом завоеванной короны.

С этой точки зрения Гиркана правильнее всего было как можно скорее умертвить, но сделать это без того, чтобы восстановить против себя жителей Иудеи и евреев диаспоры, было пока невозможно. Значит, наилучшим вариантом было держать бывшего этнарха при себе, в золотой клетке.

Так что, вероятнее всего, Ирод и в самом деле направил Гиркану письмо с предложением вернуться на родину, а парфянскому царю — выкуп за его освобождение, но с условием, чтобы Гиркана доставили на родину под конвоем, на этот раз как пленника Ирода.

Те приближенные Гиркана, которые уговаривали его отказаться от возвращения, были, безусловно, правы: это была ловушка, и ловушка смертельная, из которой не было выхода.

Понимал ли это безвольный и, возможно, страдавший слабой степенью аутизма Гиркан?

У нас нет на это ответа.

Но Флавий не оставляет никаких сомнений в истинных намерениях Ирода.

«Впрочем, — пишет он, — Ирод тут (то есть выплатой выкупа за Гиркана. — П. Л.) вовсе не имел в виду оказать услугу Гиркану, но так как он правил вовсе не так, как следовало, то он опасался всяких осложнений и потому скорее желал иметь в руках Гиркана или же совершенно от него избавиться. Последнее он, впрочем, несколько позже и сделал.

Гиркан склонился на эти убеждения и, будучи отпущен царем парфянским и снабжен деньгами со стороны иудеев, прибыл [к Ироду], который принял его со всеми почестями и дал ему первое место во время совещаний и обедов, называя его при этом обманным образом отцом своим и всячески стараясь подавить в нем всяческое подозрение в своей лояльности» (ИД. Кн. 15. Гл. 2:3–4. С. 99).

Но так как Гиркан уже по определению не мог быть первосвященником и руководить храмовыми службами, а назначать первосвященником кого-либо из местных коэнов Ирод опасался, то он передал этот сан некому Аннанию (Хананье, Хананэлю), за которым специально послал в Вавилон. Аннаний также был коэном; в его роду тоже были первосвященники, так что с точки зрения закона никаких претензий в связи с данным назначением быть не могло.

Однако все это глубоко возмутило, если не сказать больше, тещу Ирода Александру, убежденную, что место первосвященника по праву принадлежит ее сыну Аристобулу III. Объяснения Ирода, что он не мог назначить шестнадцатилетнего Аристобула первосвященником, так как тот не подходит для этой должности по возрасту, Александру не удовлетворили, и отношения Ирода с тещей, и раныпе-то далеко не мирные, накалились до предела.

Ирод воспринял намерение тещи добиться поста первосвященника для сына однозначно: как попытку Александры в будущем отстранить его тем или иным путем от власти и водрузить корону на голову Аристобула. Следовательно, оба они подлежали смерти, но, как и с Гирканом, Ирод решил не спешить, а действовать наверняка. Это было тем более важно, что у Александры, часто выезжавшей за покупками (как сказали бы сегодня, для «шопинга») в Египет, сложились приятельские отношения с Клеопатрой. Две царственные подруги часто обменивались письмами и были в курсе всех дел друг друга. А ссориться с Клеопатрой, имевшей огромное влияние на Антония, в планы Ирода никак не входило.

Александра и в самом деле написала подруге письмо, где пожаловалась на зятя и попросила Клеопатру употребить все свое влияние на Антония, чтобы диктатор приказал Ироду отменить назначение Аннания и вручить сан первосвященника Аристобулу.

При этом Александра не могла не понимать, что если следовать закону, ее просьба невыполнима: первосвященник назначался на свою должность пожизненно. Но в одном Ирод и Александра были точно похожи: оба считали, что если какой-либо закон противоречит их желаниям, то тем хуже для закона.

Дальше — если опять-таки верить Флавию — события развивались следующим образом. В Иудею неожиданно прибыл приближенный (и возможно, любовник) Антония Квинт Деллий. Александра не преминула посетовать гостю на зятя, а Деллий между тем был очарован красотой ее детей — Мариамны, молодой жены Ирода, и шестнадцатилетнего Аристобула. Деллий стал рассыпаться в комплиментах и дошел до «предположения», что Александра зачала их, видимо, не от мужа, а от какого-нибудь бога. Он принялся уговаривать Александру заказать портреты брата и сестры художнику и отослать их Антонию. Последний же, уверял Деллий, будучи тонким ценителем как женской, так и мужской красоты, увидев столь прекрасные лица и фигуры, непременно выполнит все просьбы их матери.