Царь Ирод

Как шатер,
распростертый над обитателями Небес, —
таков облик первосвященника!
Как молнии,
исходящие из ореола хайот

[41], — таков облик первосвященника!
Как великолепные украшения
на четырех краях [Храма] —
таков облик первосвященника!
Как видение радуги в облаках —
таков облик первосвященника!
Как сама красота,
которой Создатель наделил творения Свои, —
таков облик первосвященника!
Как роза,
цветущая в саду очарований, —
таков облик первосвященника!
Как венец на челе царя —
таков облик первосвященника!
Как нежность,
которая светится на лице жениха, —
таков облик первосвященника!
Как [безукоризненная] чистота
белоснежного кидара[42] — таков облик первосвященника!
Как лик Моше,
пребывающего в сокрытии,
умоляющего Царя, —
таков облик первосвященника!
Как звезда,
воссиявшая на востоке, —
таков облик первосвященника![43]

Этот восторг толпы и оказываемые Аристобулу поистине царские почести больно били по самолюбию Ирода. Он завидовал высокому росту юноши, его молодости и необыкновенной красоте, которые, согласно Флавию, воспринимались как еще один признак аристократического происхождения, в то время как невысокий Ирод был простолюдином и вдобавок ему явно не хватало красоты и молодости Аристобула.

Народ видел в Аристобуле не только первосвященника, но и потомка царей. Народ явно хотел, чтобы Аристобул сменил Ирода на престоле, и при этом он мог это сделать по праву рождения — и одна эта мысль сводила Ирода с ума.

Случай избавиться от опасного соперника подвернулся вскоре по окончании праздников, когда Александра пригласила Ирода на пир в отремонтированном ею старом дворце Хасмонеев в Иерихоне. Ирод прибыл туда вместе с большой свитой, заранее договорившись со слугами, как они должны действовать.

За пиршественным столом Ирод всячески демонстрировал Аристобулу свое расположение, а затем, когда все насытились, предложил немного заняться спортом — чтобы размять мышцы и избавиться от ощущения тяжести в желудке. Аристобул с радостью согласился, и Ирод вместе с ним, говоря словами Флавия, предался «различным играм и юношеским забавам». Каким именно забавам, Флавий не говорит, но, вероятнее всего, речь шла об излюбленной римлянами и во всем эллинистическом мире игре в мяч[44].

Было начало осени — время, когда в Иудее зачастую еще очень жарко. Большинство жителей страны уже в те времена искали спасения от жары в воде — даже у простых крестьян был во дворе небольшой бассейн, а в поместьях аристократов, само собой, выкапывались большие и довольно глубокие пруды.

К одному из таких прудов, в котором плескались его слуги, Ирод и направился с Аристобулом после игры. Юный первосвященник бросился в воду, и телохранители Ирода стали, выполняя тайное указание царя, как бы в шутку играть с Аристобулом, время от времени, погружая его с головой в воду и удерживая там. Но одно из таких «шуточных» погружений затянулось чуть дольше предыдущих, и когда юношу вытащили на поверхность воды, он был уже мертв.

Вскоре стены Иерихонского дворца Хасмонеев огласили дикие крики Александры и рыдания Мариамны. Ирод поспешил к обеим женщинам, чтобы уверить их, что он сам не понимает, как могло произойти такое несчастье, и скорбит вместе с ними по Аристобулу как по родному брату или сыну. Он тут же распорядился устроить покойному самые торжественные похороны, какие только можно, и положить в гроб огромное множество драгоценностей — чтобы таким образом выразить всю тяжесть потери.

В дни траура по Аристобулу, чтобы сделать приятное жене и теще, Ирод отослал подальше от Иерусалима сына от первого брака Антипатра. Но сам этот жест показывает, что все это время Ирод держал своего первенца рядом с собой и, видимо, время от времени захаживал к его матери Дорис…

* * *

Ирод так мастерски разыгрывал скорбь по Аристобулу, что многие и в самом деле поверили в его невиновность. В связи с этим невольно вспоминается начальная сцена пушкинского «Бориса Годунова», в которой Воротынский спрашивает Шуйского, почему тот не уничтожил Годунова, хотя все вроде бы свидетельствовало, что царевича Дмитрия сгубил Борис. На это Шуйский отвечает: