Царь Медоедов

Пора было расставаться, и если бы было можно, я оставив всё последовал за ним, ни разу не обернувшись. Теперь было понятно, почему апостолы «бросив всё – пошли за Спасителем», потому что ничто не имеет значения рядом с небесным человеком, всё остальное просто шелуха. «Зачем нам уходить?» – спрашивали апостолы, если у тебя «слова жизни»? Но с отцом Иоакимом я поехать не мог, моё время Афона ещё не пришло, и я больше его не увижу, прильну со слезами к его мощам, но живым больше не увижу. Грустно, да, но он дал мне уверенность, в том что прочитанные мною жития и патерики святых это правда. Через две недели после его отъезда голос начал угасать. Он говорил всё реже и всё тише. Начитавшись за полгода в монастыре святых отцов, у меня были вопросы к бесу. Любопытство взяло верх, и впервые с тех пор, как отец Авраамий запретил с ним говорить, я спросил:

– Почему ты, будучи духом, не можешь покаяться и вернуться к Богу?

Тишина. Он молчит. Через полминуты, шёпотом отвечает:

– Не могу.

– Почему не можешь? В чём причина?

– Просто не могу.

– Помнишь, мразь, я как-то говорил, что найду способ избавиться от тебя и буду вспоминать об этом времени с улыбкой, помнишь?

– …

– Так вот, я улыбаюсь.

На следующий день он исчез. Внутреннюю молитву я конечно не прекращал, боясь, что он может вернуться. Моей радости не было предела, я никогда так не радовался, ходил и светился как пасхальный заяц. Я понимал, что отец Иоаким специально не исцелил меня сразу, чтобы я не начал всем рассказывать об этом. Старцу приписали бы дар изгнания бесов, а он, как видно, избегал людской славы. Мы склонны ценить что-то, только после того, как потеряем, особенно свободу духа или тела. Я так отвык от внутренней тишины. С души спали оковы, и она раскрылась в неподвижном восторге, подобно сверкающей лилии. Позже я прочту, что бесноватые и одержимые, посещали порой современных нам святых, и те не могли их исцелить, хотя и молились, потому что на это не было Божией Воли. Удивительно, если задуматься, что для моего исцеления обстоятельства сложились так, что отец Иоаким приехал в Россию, а не я доехал до Афона. Ощущение благодати, посетившее меня, погружало в атмосферу монастыря. Прогуливаясь вечером, меж лип и тополей, я созерцал природу. Отражение в ночной воде монастыря. Я погружался в себя и переосмысливал всю свою жизнь. Современному человеку очень не хватает времени – побыть наедине с собой. Первое – было бесконечное чувство благодарности к Богу, за то что он через отца Иоакима, всё же исцелил меня. Я был очень, очень благодарен, и теперь был предан Богу. Я понял, что никак по-другому не пришёл бы в к Богу. Только через беснование, когда я взывал к мета-справедливости этого мира. Я надеялся, что эта справедливость существует и услышит меня, и я думал тогда о высшем законе бытия. Из средства Он стал для меня Целью.

После приезда отца Иоакима, я как-то сошёлся с молчаливым молодым иноком с Туркменистана, где он крестился, и поэтому был вынужден бежать из страны – отцом Никитой. Шесть лет он проездил по монастырям России и Белоруссии, его вдохновлял подвиг странничества. Он старался быть монахом во всём: в нестяжательности, в послушании, в молчании. Мера его веры меня удивляла. Как-то мы разговаривали и он сказал:

– У многих молодых монахов, со временем, из года в год наблюдающих семьи с детьми, возникает искушение уйти в мир и жениться, поэтому прежде чем решаться на постриг нужно сто десять раз подумать. Мне семья не интересна, я ищу духовного наставника, но пока так и не встретил.

– Так зачем же ты принял здесь постриг, если не нашёл духовного отца?

– Потому что я хотел бы умереть монахом, мало ли что…

Он много рассказывал о разных монастырях и святых местах, хотя порой было видно, что мы на разных волнах. Мне нравилось слушать, но отец Никита видимо вспоминая обо всём этом, терял внутреннюю тишину и этим смущался. Господь призвал Его когда-то, и он достойно ответил на этот призыв, с полной решимостью быть с Богом, а не с людьми.

Для меня, всё изменила экскурсия с братией, на три дня в Псковскую область. За неделю до поездки я прочёл «Несвятые Святые» и Печорский патерик. По приезду первым мы посетили единственный монастырь не закрывавшийся в период Советской власти. Сначала он оказался на территории Эстонии, а потом наместниками удалось его отстоять, что само по себе является чудом. Сказочное впечатление зимой, производил длинный спуск к Успенскому храму. Невысокие фонари освещали заснеженные ели. Ощущение причастия к чему-то таинственному. В храме я заметил, что монахи там были как бы продолжением храма. Среди прихожан они двигались размеренно и спокойно. Те в свою очередь прекращали суету и разговоры, погружаясь в атмосферу подземного храма. В нашем монастырском – всё было не так. У нас ты попадал на сорочинскую ярмарку и болтовня монахов это впечатление закрепляла. Надо ли говорить, что мне захотелось остаться там.