Царь Медоедов

На следующий день после обзорной экскурсии по монастырю и пещерам, для нас открыли келью почившего старца Иоанна Крестьянкина. Его келейник, вдохновлённый воспоминаниями о батюшке, поделился с нами этими крупицами благодати. Когда мы вышли из кельи – я потерял что-то важное. Там в келье было как-то уютно, а в коридоре, я вновь ощутил внутренний холод. В этот момент я почувствовал, как кто-то утешая, коснулся моего сердца, совсем легонько – вот так. От этого прикосновения на сердце стало легче. Ответ на мои мысли о родителях, которые не интересуются где я, о друзьях с которыми я теперь не общаюсь, о жизни, которая проходит мимо. Старец будто сказал этим: что я не один, что он видит боль от одиночества и непонимания. Я не мог перестать плакать минут пятнадцать, вместе со слезами уходила боль. Не знаю, что монахи думали по поводу моих слёз, но никто ничего не сказал, за что я им был благодарен. Они отошли к келье архимандрита Адриана. Он проводил отчитки бесноватых с семидесятых, и разбирался в этих темах как никто другой. Я зашёл к нему последний и бухнулся на колени. На стульчике сидел старенький монах в очках.

– Как тебя зовут?

– Илья.

– Как? Я плохо слышу, – он повернул голову ко мне.

– Илья!

– А-а! Илья! – старец оживился, – Был такой пророк Илия, он обличал евреев, за то, что они поклонялись израильскому царю. Они просили у него вино и елей, а оказалось, что царь – сатана. Они испугались и обратились к Господу: «Прости Господи!» Господь их простил, а те кто не покаялись, сгорели в пламени. Пророк Илия не умирал, но всегда на небе, когда он спустится – его убьёт Антихрист и уже не будет крестных страданий и Воскресения. Много соблазнов будет от мира. Молись Илие-пророку, я ему всегда молюсь…

Старец окунул кисточку в лампаду и крестообразно помазал мне лоб. Всё это время исходившая от старца сила обдувала, как если бы за его спиной стояли ангелы. Звучит странно, но по-другому я свои ощущения объяснить не могу. Я спросил у старца:

– Отец Адриан, как мне помочь маме?

– А что с ней?

– Она занимается оккультизмом.

– Что?

– Колдует! – прокричал я.

Он укоризненно покачал головой:

– Скажи ей, что если любит Бога, то пусть идёт к Богу, а если сатану, то придётся идти к сатане… Не обличай её, не говори ничего, можешь написать письмо и там всё опиши. А то, она сделает заговор на тебя и станет только хуже, будешь пытаться её спасти – и сам погибнешь, и она погибнет. Ну всё, ступай с Богом. – отец Адриан меня благословил, и я вышел к ожидающей снаружи братии.

В голове роились мысли, относилась ли история про Илью-пророка к моему будущему, не являюсь ли я олицетворением этого израильского народа. Вино – символ радости, а елей – благодати. Надо будет написать матери письмо.

За три дня мы проехали по обителям епархии: Крыпецкой, Святогорской, Елеазаровской и в черте города: Мирожской и Снетогорской. У каждого монастыря был свой дух. Где-то искрится воздух, в других молитвенная тишина. Один из наших, как-то сказал, что в монастыре, в котором ты собираешься принять постриг – ты должен чувствовать себя как будто вернулся домой. После ужина в трапезной я решил посоветоваться с отцом Симеоном и отцом Матфеем, так как хотел остаться в Печорах и не возвращаться назад. Рассуждение всегда против импульсивных решений, и они посоветовали вернуться, всё обдумать, хотя обдумывать было нечего.

Вернувшись, я поделился своими впечатлениями, о подлинной духовной жизни, с отцом Никитой, который бывал в Печорах. Через месяц, гуляя по замерзшему озёру, я наткнусь на одном из островов на языческие столпы или капище. Не предполагая, что директор дома отдыха – язычник, я думал, что это какая-то бесноватая молодежь, знавшая житие нашего преподобного и решившая поглумиться. Бензопила ледяные столбы не пилила, и на следующий день, когда я сожгу их смесью бензина и масла, окажется, что отец Никита ушёл не попрощавшись. Он оставит мне: «Поучения преподобного аввы Дорофея» и «Училище благочестия». В последнюю нашу беседу, я понимал, что он вот-вот сорвётся, так что оставалось надеяться, что однажды судьба опять нас сведёт. Меня уже взрослого и умудрённого опытом, и отца – преуспевшего в молитвенном созерцании.

Зимним вечером Максим-трапезарий рассказал, о том, что днём приехал парень с Москвы, который слышит голоса. Наместник решил сменить благочинного и постриг двух молодых братьев на должности благочинного и эконома. Комментарий по этому поводу отца Симеона был бесценен: «Нельзя молодых стричь, нельзя сразу давать им власть, они должны пройти через все послушания в монастыре, понять, как всё функционирует, стать, прежде всего, монахами и потом уже заниматься управлением. Если перед тобой когда-нибудь станет такой выбор, беги от этого – это гибель». Прав ли был отец Симеон? Прошло десять лет, и он как в воду глядел.