Царь-монах. Государи и самозванцы на русском престоле

Воевода Фёдор Шереметев решил не зимовать в крепости на острове. С продовольствием там было плохо. Да и жилья хорошего было не построить. Потому и решил он двинуться на север, подальше от греха (от Астрахани), а зазимовать в условиях большого города – в надёжной крепости. Недолго думая, он двинулся к Царицыну и без особых усилий взял его, так как «царевич Ивана-Август» вместе с казаками ушёл в Астрахань.

Князь Фёдор Засекин и Лев Фустов, присланные в Михайлов на воеводство «царевичем Петром», перешли в середине мая на сторону Шуйского. В июне рязанский воевода Ю. Кобяков известил Шуйского, что «ряжский воровской воевода князь Иван княж Львов сын Масалской, и дворяня и дети боярсике, и атаманы, и казаки, и стрельцы, и пушкари, и всякие посадские люди нам (Шуйскому) добили челом и челобитные повинныя прислали»[40]. Воевода Н. Плещеев занял крепости: Ряжск, Песошну и Сапожок с окрестными сёлами. Казалось, что Шуйский и его сподвижники понемногу «берут верх» в Гражданской войне. Но не тут-то было…

Московские воеводы пытались обезопасить осадный лагерь под Тулой, выбив «воров» из тульских форпостов Гремячего и Крапивны. Гремячий служил воротами из Тульского края в Рязанский. Оттуда было рукой подать до Михайлова – опорной крепости повстанцев. Для захвата этих крепостей были отправлены князья Юрий Ушатый и Пётр Урусов с отрядами служилых татар. Но князь Урусов, встретив сопротивление под Крапивной, бежал со своими людьми в Ногайскую Орду и оттуда вместе с ногайцами начал совершать набеги «на украинные городы». Гремячий, Крапивна, Одоев сохраняли верность противникам Шуйского. Бои продолжались у Козельска и Мещёвска. Следом против Шуйского восстал Брянск. Лишь позже – осенью князю Д. Мезецкому с трудом удалось выбить повстанцев из Крапивны и Одоева.

Летом в Сибири произошло восстание остяков, недовольных злоупотреблениями сибирских воевод, не считавшихся с властью самозванного царя Василия Шуйского. Восстание охватило значительную часть уезда, и инородцы даже осадили город Березов. Но дело кончилось для остяков неудачно: крепости они взять не смогли, и после двухмесячной осады были отбиты с немалым уроном. Одна из участниц заговора – остяцкая княгиня Анна Кодская была взята в плен и посажена в поруб. Правда, вскоре её освободили. Но вместе со своим новокрещенным братом она замыслила новое восстание уже в более широком масштабе. Но и этот заговор был раскрыт[41].

* * *

С наступлением осени положение повстанцев, осаждённых в Туле, ухудшилось. Помимо каменного кремля город имел внешний пояс укреплений в виде большого острога, построенного из дубовых брёвен. Стены острога упирались в реку Упу. Тула была превосходно защищена даже по сравнению с Калугой, выдержавшей полугодовую осаду. Но крепость Тулы имела одну «ахиллесову пяту» – она находилась в низине. Замысел взятия Тулы был разработан Разрядным приказом.

И дело это было поручено опытному в осадных делах муромскому сыну боярскому Ивану Сумину Кровкову. Этот мастер предложил перегородить Упу несколькими плотинами («заплотами») и потопить Тулу. С конца июня по начало сентября на строительство «заплотов» трудилось несколько тысяч посошных – плотников и землекопов, набранных из крестьян и посадских людей. Всем этим «трудникам» платили неплохое жалование, и постройка плотины шла быстро.

* * *

Через несколько дней после «признания царя» в Стародуб, перейдя границу, действительно пришёл конный отряд под рукой пана Меховецкого. Правда, это была польско-литовская рокошанская шляхта, разгромленная королём Сигизмундом и решившая попытать своё счастье в России. Шляхтичи были плохо вооружены, почти не имели доспехов, но самое главное, что их было не 5 тысяч, а всего чуть более 700 сабель. Уже в конце августа в Стародуб прибыл хорунжий Будила с отрядом наёмных солдат из Белоруссии. Их было не более тысячи человек, но они были неплохо вооружены огнестрельным оружием. Под знамёна самозванца встало и несколько сотен добровольцев из среды стародубцев, образовавших свой отряд.